PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • Membership
      • All Members
      • Core Members
      • Collegium Members
      • Associate Members
      • About Membership
    • Ukraine Experts
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcasts
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Task Forces
    • Ukraine
    • Amplifying Voices of Europe, the Caucasus, and Central Asia (AVECCA)
  • Ukraine Experts
Contacts

Address
1957 E St NW,
Washington, DC 20052

adminponars@gwu.edu
202.994.5915

NEWSLETTER
Facebook
Twitter
YouTube
Podcast
PONARS Eurasia
PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • Membership
      • All Members
      • Core Members
      • Collegium Members
      • Associate Members
      • About Membership
    • Ukraine Experts
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcasts
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Task Forces
    • Ukraine
    • Amplifying Voices of Europe, the Caucasus, and Central Asia (AVECCA)
  • Ukraine Experts
DIGITAL RESOURCES
digital resources

Bookstore 📚

Knowledge Hub

Course Syllabi

Point & Counterpoint

Policy Perspectives

RECOMMENDED
  • Cossack Education Becoming Further Institutionalized Across Russia’s Regions

    View
  • 2023 Annual Policy Conference

    View
  • How Foreign Funders Should Strengthen Their Support for Civil Society: A Case Study of USAID in Kazakhstan

    View
  • Clearing the Air: Secretary Blinken Visits Ukraine

    View
  • The Kremlin Uses Registered Cossacks as a Means of Stealth Mobilization

    View
RSS PONARS Eurasia Podcast
  • The Putin-Xi Summit: What's New In Their Joint Communique ? February 23, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman speaks with Russian China experts Vita Spivak and Alexander Gabuev about the February meeting between Vladimir Putin and Xi Jinping, and what it may tell us about where the Russian-Chinese relationship is headed.
  • Exploring the Russian Courts' Ruling to Liquidate the Memorial Society January 28, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with scholars Kelly Smith and Benjamin Nathans about the history, achievements, and impending shutdown of the Memorial Society, Russia's oldest and most venerable civic organization, and what its imminent liquidation portends for the Russian civil society.
  • Russia's 2021 census and the Kremlin's nationalities policy [Lipman Series 2021] December 9, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with social scientist Andrey Shcherbak about the quality of the data collected in the recent population census and the goals of Vladimir Putin's government's nationalities policy
  • Active citizens of any kind are under threat [Lipman Series 2021] November 5, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Alexander Verkhovsky about the Kremlin's ever expanding toolkit against political and civic activists, journalists, and other dissidents.
  • Russia's Legislative Elections followup [Lipman Series 2021] October 4, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Tanya Lokot and Nikolay Petrov about the results of Russia’s legislative elections and about what comes next.
  • Why Is the Kremlin Nervous? [Lipman Series 2021] September 14, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Ben Noble and Nikolay Petrov about Russia’s September 17-19 legislative elections, repressive measures against electoral challengers, and whether to expect anything other than preordained results.
  • Vaccine Hesitancy in Russia, France, and the United States [Lipman Series 2021] August 31, 2021
    In this week's PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Denis Volkov, Naira Davlashyan, and Peter Slevin about why COVID-19 vaccination rates are still so low across the globe, comparing vaccine hesitant constituencies across Russia, France, and the United States.  
  • Is Russia Becoming More Soviet? [Lipman Series 2021] July 26, 2021
      In a new PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Maxim Trudolyubov about the current tightening of the Russian political sphere, asking whether or not it’s helpful to draw comparisons to the late Soviet period.
  • The Evolution of Russia's Political Regime [Lipman Series 2021] June 21, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Grigory Golosov and Henry Hale about the evolution of Russia's political regime, and what to expect in the lead-up to September's Duma elections.
  • Volodymyr Zelensky: Year Two [Lipman Series 2021] May 24, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Sergiy Kudelia and Georgiy Kasianov about Ukrainian President Zelensky's second year in office, and how he has handled the political turbulence of the past year.
  • Policy Memos | Аналитика

Внешнеполитические последствия внутреннего национализма евразийских государств2

  • February 1, 2016
  • Eric McGlinchey

Политики в США сталкиваются с парадоксом в евразийской политике: более плюралистические центральноазиатские государства более склонны к этно-националистическому насилию, чем полностью авторитарные государства региона. В частности, поворот к национализму в Кыргызстане и Таджикистане создал проблемы для этнических меньшинств этих стран, но он воздействует также на американо-кыргызские и американо-таджикские отношения. Когда-то ближайший в Центральной Азии партнер американского правительства, Кыргызстан теперь отстранился от Вашингтона. Дипломатические раздоры с Таджикистаном были менее драматичны, возможно из-за того, что попытки Вашингтона поощрять политический плюрализм в Таджикистане были менее энергичными. Взятые вместе, примеры Кыргызстана и Таджикистана показывают, что США скованны в своих усилиях по демократизации в Центральной Азии. Правительство США может или выбрать защиту политического плюрализма и рисковать стратегическим партнерством, как это происходит с Кыргызстаном, или терпеть репрессии по отношению к меньшинствам в автократических режимах и сохранить стратегическое партнерство, как в случае с Таджикистаном. Вашингтон не может совместить одно с другим. Попытки это сделать в Кыргызстане провалились – во многом как и подобные усилия в Египте, где Вашингтон пытался одновременно содействовать реформам и поддержать военное партнерство с Каиром.

Националистический конфликт в Центральной Азии

В евразийских прочных автократиях почти нет этнонационалистических конфликтов. Конфликты – в той мере, в какой они существуют в Казахстане и Узбекистане – происходят между группами внутри этнического большинства. Вспышка насилия 2011 года в Жанаозене была конфликтом между двумя казахстанскими экономическими классами – классом управляющих, которые руководили предприятиями по нефтегазодобыче в Жанаозене, и классом рабочих, трудившихся на этих предприятиях. Вспышка насилия в Андижане в 2005 году была конфликтом между центром и регионами, между узбеками Ферганской долины, которые добивались большей автономии, и ташкентским руководством, которое не терпит отклонений от централизованного автократического правления.

В противоположность этому, вспышки насилия в 2010 и 2012 годах в Кыргызстане и Таджикистане были конфликтами, которые питал национализм. Американские дипломаты превозносили таджикский режим и, особенно, кыргызское руководство за дозволение некоторого политического плюрализма. Эта политика, однако, была результатом не намерений центральных правительств, а их слабости. Таджикское и Кыргызское государства слишком слабы, чтобы подавлять оппозицию. Плюрализм – результат немощи государства, а национализм – стратегия, которую таджикский и кыргызский режимы используют в своих попытках смягчить проблемы, создаваемые оппозицией в условиях государственной немощи.

Это сложная задача, которую должны поставить перед собой американские политики: как подталкивать евразийские государства в сторону политического плюрализма без того, чтобы одновременно подталкивать их к национализму. Если бы этот национализм был инклюзивным – т.е. национализмом единого государства, призванного развить гражданскую гордость или защитить от реальных или вымышленных внешних угроз, – тогда сторонники демократизации Центральной Азии в США могли бы не беспокоиться о том, что он приведет к каким-то непредвиденным результатам. Но таджикский и кыргызский национализм не является ни инклюзивным, ни направленным преимущественно вовне. Напротив, он нацелен на этнические меньшинства внутри этих стран: на узбеков в Ошской и Джалал-Абадской областях Кыргызстана и памирцев в Горно-Бадахшанской области Таджикистана.

Поворот Кыргызстана к национализму

Коренные причины нестабильности автократии в Кыргызстане: (1) отсутствие доминирующей президентской партии; (2) ограниченные ресурсы для политики патронажа; (3) склонное к протестам население и (4) глубокая этническая и региональная рознь. Эти четыре причины не позволили кыргызстанским президентам консолидировать автократическую власть и дали развиться политической конкуренции на парламентском и местном уровнях. Кроме того, как это часто случается в разнородных государствах, где институты слабы, и существует реальная конкуренция, политики обращаются к национализму, пытаясь заигрывать перед населением.

Также критически важен тот факт, что движущие силы кыргызского национализма имеют внутриполитические корни. Если бы движущие силы были международными, например, если бы кыргызский национализм был результатом постколониального дискурса независимости или национальной кампании, противопоставляющей традиционные ценности вторгающимися извне культурам излишества, тогда кыргызские политики имели бы значительно больше возможностей в проведении свой внешней политики. Дома кыргызские политики могли бы протестовать против внешнего другого, против прежней колониальной власти или же против Майли Сайрус, одновременно поддерживая радушные дипломатические отношения с внешними силами.

Однако ни Москва, ни Майли не являются источниками кыргызского национализма. Его приводит в движение политическая конкуренция. Кыргызские политики, даже те, которые когда-то были склонны к инклюзивности и либеральным ценностям, из кожи вон лезут чтобы продемонстрировать свою националистическую добросовестность. В мае 2011 года кыргызский парламент единогласно отверг выводы комиссии по расследованию конфликта в Кыргызстане, независимого расследования, которое возглавлял финский парламентарий Киммо Кильюнен. Отчет комиссии содержал заключение, что этнические узбеки непропорционально сильно пострадали в кровавых беспорядках 2010 года и, более того, отчет осудил кыргызских военных за то, что они содействовали насилию, в результате которого сотни узбеков погибли и тысячи остались без крова. Роза Отунбаева, в то время бывшая президентом Кыргызстана переходного периода и широко известная в дипломатических кругах как сторонница реформ и толерантности, не оспорила ни это постановление парламента, ни его решение объявить Кильюнена персоной нон грата.

Спустя пять лет после этнических беспорядков 2010 года кыргызские политики снова соревнуются в демонстрации своих националистических достоинств. В ответ на то, что Государственный департамент США в 2014 году удостоил наградой «Защитник прав человека» заключенного этнического узбекского активиста Азимжана Аскарова, администрация Алмазбека Атамбаева денонсировала соглашение 1993 года о сотрудничестве с США. Более того, администрация Атамбаева приговорила известного узбекского имама Рашота Камалова к десяти годам тюремного заключения за мнимый религиозный экстремизм, обвинение, вызвавшее вопросы у международных организаций, таких как ОБСЕ. Эти действия кыргызского президента понятны. Атамбаев на октябрьских парламентских выборах столкнулся с реальным вызовом со стороны популистских партий, таких как Республика – Ата-Журт. Наращивая свою риторику в сфабрикованных делах Аскарова и Камалова, администрация Атамбаева добилась того, чтобы пропрезидентская Социально-демократическая партия не была бы обойдена с флага по националистическому вопросу.

Возможно, американские чиновники не собирались провоцировать администрацию Атамбаева присуждением заключенному Аскарову награды «Защитник прав человека». Как недавно заметил антрополог Шон Робертс (бывший служащий Агентства США по международному развитию, где он занимался вопросами демократизации в Центральной Азии), решение одного отдела Госдепартамента наградить Аскарова не означает единой и целенаправленной политики правительства США объявить выговор Кыргызстану за нарушение прав человека. О чем, однако, свидетельствует продолжающийся дипломатический спор, так это о том, что кыргызско-американским отношениям предстоит развиваться в штормовых условиях.

До недавнего времени основной целью Вашингтона в Кыргызстане было обеспечение доступа к авиабазе «Манас». Теперь, когда США свернули свою военную кампанию в Афганистане и оставили «Манас», у Вашингтона больше свободы в борьбе за политическую реформу в Кыргызстане. Это достойная цель, и ее поддерживают многие граждане Кыргызстана. Стремясь к этой цели, вашингтонские политики, однако, должны понимать, что реальность такова, что политики Кыргызстана, даже склонные к реформам, не имеют другого выбора, кроме как использовать кыргызский националистический дискурс. Если бы Кыргызстан был похож на Казахстан или Узбекистан, т.е. если бы позиции Атамбаева были прочными, то его правительство не чувствовало бы необходимости кооптировать националистическую риторику своих оппонентов. Но Кыргызстан не является ни сильной автократией, ни институциональной демократией. Вместо того, он находится в серой зоне, где четыре коренных причины нестабильности – слабая президентская партия, мало ресурсов для патронажа, склонное к протестам население и глубокая этническая и региональная рознь – вынуждают центральную власть набрасываться на всех внешних критиков кыргызского национализма. Для американских политиков было бы лучше предвидеть вспышки этнонационализма во время кыргызских выборов и особенно в годы, когда выборов нет; поддерживать усилия многих базирующихся в Кыргызстане гражданских организаций, работающих над продвижением межэтнического взаимопонимания и сотрудничества.

Поворот Таджикистана к национализму

Для Таджикистана свойственны те же черты государственной немощи, которые ослабили кыргызское автократическое правление. Президент Эмомали Рахмон смог создать доминирующую президентскую партию, обманчиво названную Народно-демократической партией. Но также как его кыргызский коллега, Рахмон располагает ограниченными ресурсами для патронажа, в стране есть глубокая региональная и этническая рознь и время от времени население готово протестовать против власти центрального правительства. Здесь, также как в Кыргызстане, описанные выше коренные причины нестабильности дали подняться национализму. Хотя Рахмон не сталкивается с той же степенью оппозиционности, как кыргызский президент, он все же вынужден демонстрировать свое таджикское националистическое видение.

Временами эти демонстрации комичны, как в случае с вездесущими рекламными щитами с Рахмоном в каске и с указующим перстом вытянутой руки, прославляющего Рогунскую плотину, которая еще должна быть построена. Если Ленин когда-то указывал на запад, и это было символом грядущей славы коммунизма, то Рахмон теперь указывает на то, что должно стать самой высокой в мире плотиной, и это призвано символизировать постсоветский таджикский национализм.

В других случаях, однако, национализм Рахмона приобретает скорее реальное, чем символическое значение. В июле 2012 года Рахмон отправил тысячи военных в Горно-Бадахшанскую автономную область (ГБАО) после окончившегося смертью столкновения между сторонниками местного командира Толиба Айёмбекова и начальником областного управления Комитета национальной безопасности генералом Абдулло Назаровым. Хотя причина стычки между Назаровым и Айёмбековым остается предметом спора, ясно, как это воспринималось. Айёмбеков, его сторонники и население ГБАО являются по большей части этническими памирцами. Назаров, погибший в результате конфликта, был таджик. Отправка правительственных войск и подавление сторонников Айёмбекова были посланием Рахмона для памирцев, равно как и для таджиков, о том, что более не будут терпимы вызовы, которые бросает этническое меньшинство власти большинства.

Где наиболее заметна националистическая повестка Рахмона, так это в его антиисламистской кампании. В октябре 2015 года в телеобращении Рахмон подчеркнул усилия его правительства в «распространении и уважении национальных ценностей». Чтобы добиться этой цели, Рахмон побуждал  «каждого патриота страны препятствовать вербовке жителей, особенно подростков и молодых людей, радикальными и экстремистскими группами». В январе 2016 года в репортаже о работе полиции в Хатлонской области Таджикистана «Радио “Свободная Европа”/Радио “Свобода”» приводит примеры того, как президентский призыв выполняется на местном уровне. В борьбе с «зарубежным влиянием» хатлонская полиция «привела в порядок» 12 818 мужчин, имеющих «слишком длинные или неопрятные бороды»; закрыла 162 магазина, продававших хиджабы и «убедила 1773 женщины и девушки отказаться от иностранного головного убора».

Изображение Рахмоном внешних проявлений ислама как иностранных, радикальных и отлучение их от таджикских национальных ценностей понятно. До недавнего времени наибольшей проблемой для власти Рахмона была Партия исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ), партия, представители которой, согласно заключенному при посредничестве ООН мирному соглашению 1997 года, положившему конец пятилетней гражданской войне, должны были включаться в правительство. В сентябре 2015 года, однако, Верховный суд Таджикистана запретил деятельность ПИВТ, призвав ее террористической организацией. После этого судебного постановления лидеры ПИВТ были посажены в тюрьму или были вынуждены отправиться в ссылку.

Американское правительство, в противоположность его реакции на рост кыргызского национализма, медлит с тем, чтобы осудить растущий национализм в Таджикистане. Это молчание вызвало критику, настолько сильную, что Управление генерального инспектора Госдепартамента провело инспекцию посольства США в Душанбе и представило отчет, в котором генеральный инспектор заключил: «Плотный контроль руководства посольства над информацией, посылаемой в Вашингтон, не позволяет верить в то, что посольство предоставляет полную и достоверную картину местных событий, существенную для оценки соблюдения Закона о контроле за экспортом оружия». Проще говоря, генеральный инспектор осудил посольство США в Душанбе за замалчивание расправы в ГБАО и, более того, генеральный инспектор предположил, что целью этого замалчивания было обеспечение бесперебойного выполнения американо-таджикских военных программ. Отчет генерального инспектора, похоже, имел положительное влияние. После произошедших в сентябре 2015 года репрессий в отношении ПИВТ американское посольство сразу осудило таджикское правительство за арест членов ПИВТ и за то, что оно не смогло «в полном объеме выполнить обязательства в рамках ОБСЕ и закрепленные в Международном пакте о гражданских и политических правах обязательства по обеспечению свободы выражения мнения, свободы ассоциаций и собраний».

Международная политика на будущее

Конкуренция и национализм в разнородных обществах идут рука об руку. Ученые в области социальных наук расходятся во мнении о степени, в которой тяготение к национализму может спустить под откос процесс политических реформ.[1] Но что ясно, так это то, что национализм, когда его истоки скорее внутренние, чем международные, вынуждает лидеров слабых автократий занимать позиции, которые они должны защищать за рубежом. Отказ от отставания националистических требований за рубежом привел бы к ниспровержению лидера дома.

Эта реальность ставит перед внешней политикой США сложные проблемы. Вашингтон может игнорировать, как он это делает иногда в таджикском случае, националистические крайности и таким образом обеспечивать сохранение военного сотрудничества. Или же американские дипломаты могут осудить национализм и репрессии против этнических меньшинств. Этот подход, однако, почти гарантирует напряженные двусторонние отношения со слабым автократом, которого американские политики возможно хотели бы привлечь из геополитических соображений.

Внешняя политика по отношению к укрепившимся автократам проще. Амбиции Вашингтона и страхи этих автократов менее выражены. Каримов и Назарбаев не испытывают большого беспокойства по поводу внутренней оппозиции, а приверженцы западной демократии не питают больших надежд на политические реформы. Ожидания и внешнеполитические устремления с обеих сторон умерены и поэтому во внешней политике реже случаются разочарования.

Несмотря на внешнеполитические проблемы, которые сопровождает привлечение слабых автократических государств, таких как Кыргызстан и Таджикистан, все же в интересах Вашингтона терпеливо относиться к таким ссорам, как та, которую американские дипломаты имеют сейчас с их кыргызскими коллегами. Не разоблачать злоупотребления и не продвигать политические реформы в евразийских государствах, где реформы наиболее вероятны, означает бросить в Кыргызстане и Таджикистане значительные группы населения, которые поддерживают демократизацию. Либерализация это длительный процесс, и в случае ее осуществления, в Кыргызстане и Таджикистане будут помнить внешнюю политику США более за поддержку Вашингтоном демократии, чем за исходящие иногда от него обвинения в националистических крайностях.


[1] См., например, дискуссию между Дональдом Горовицем и Арендом Лийпардом: Horowitz, “Democracy in Divided Societies.” Journal of Democracy 4, no. 4 (1993): 19–38; Lijphart, “Constitutional Design for Divided Societies,” Journal of Democracy 15, no. 2 (2004): 96–109.

 

Memo #:
418
Series:
2
PDF:
Pepm418_rus_McGlinchey_Jan2016.pdf
Related Topics
  • Казахстан
  • Кыргызстан
  • США
  • Таджикистан
  • Узбекистан
  • Центральная Азия
Previous Article
  • Policy Memos | Аналитика

Foreign Policy Consequences of Homegrown Eurasian Nationalism

  • February 1, 2016
  • Eric McGlinchey
View
Next Article
  • In the News | Hовости

Модернизация в современной миросистеме

  • February 1, 2016
  • Georgi Derluguian
View
You May Also Like
View
  • Policy Memos | Аналитика

Russian Military Keynesianism: Who Benefits from the War in Ukraine?

  • Volodymyr Ishchenko, Ilya Matveev and Oleg Zhuravlev
  • November 27, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

The South Caucasus between Putin and Erdoğan: Is Russia on Its Way Out?

  • Alexander Iskandaryan
  • November 22, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

For Victory in Freedom: Why Ukrainian Resilience to Russian Aggression Endures

  • Mikhail Alexseev and Serhii Dembitskyi
  • November 14, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

What Does Support for Russia Mean? Evidence from Gagauz Yeri, Moldova

  • Kyle L. Marquardt
  • November 6, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Negotiating Security with Autocracies: Implications for the Russo-Ukrainian War

  • Mikhail Troitskiy
  • November 6, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

All Blushes of Autumn: Russia’s Evolving “Red Lines” in the War on Ukraine

  • Polina Sinovets
  • October 23, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Are Sanctions on Russia Effective? How (Not) to Inform the Debate

  • Juliet Johnson
  • October 23, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

The Gen Z Effect: A Portrait of the Younger Generation Fighting for Georgia’s European Future

  • Nino Samkharadze and Bidzina Lebanidze
  • October 23, 2023

Leave a Reply Cancel reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *

PONARS Eurasia
  • About
  • Membership
  • Policy Memos
  • Recommended
  • Events
Powered by narva.io

Permissions & Citation Guidelines

Input your search keywords and press Enter.