PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • Membership
      • All Members
      • Core Members
      • Collegium Members
      • Associate Members
      • About Membership
    • Ukraine Experts
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcasts
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Ukraine Experts
Contacts

Address
1957 E St NW,
Washington, DC 20052

adminponars@gwu.edu
202.994.5915

NEWSLETTER
Facebook
Twitter
YouTube
Podcast
PONARS Eurasia
PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • Membership
      • All Members
      • Core Members
      • Collegium Members
      • Associate Members
      • About Membership
    • Ukraine Experts
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcasts
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Ukraine Experts
DIGITAL RESOURCES
digital resources

Bookstore 📚

Knowledge Hub

Course Syllabi

Point & Counterpoint

Policy Perspectives

RECOMMENDED
  • The Desire to Possess: Russia’s War for Territory

    View
  • Russia at War and the Islamic World

    View
  • Ukraine’s Ripple Effect on Russia’s Indo-Pacific Horizon

    View
  • The Determinants of Assistance to Ukrainian and Syrian Refugees | New Voices on Eurasia with Volha Charnysh (Feb. 16)

    View
  • Conflicts in the North Caucasus Since 1991 | PONARS Eurasia Online Academy

    View
RSS PONARS Eurasia Podcast
  • The Putin-Xi Summit: What's New In Their Joint Communique ? February 23, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman speaks with Russian China experts Vita Spivak and Alexander Gabuev about the February meeting between Vladimir Putin and Xi Jinping, and what it may tell us about where the Russian-Chinese relationship is headed.
  • Exploring the Russian Courts' Ruling to Liquidate the Memorial Society January 28, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with scholars Kelly Smith and Benjamin Nathans about the history, achievements, and impending shutdown of the Memorial Society, Russia's oldest and most venerable civic organization, and what its imminent liquidation portends for the Russian civil society.
  • Russia's 2021 census and the Kremlin's nationalities policy [Lipman Series 2021] December 9, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with social scientist Andrey Shcherbak about the quality of the data collected in the recent population census and the goals of Vladimir Putin's government's nationalities policy
  • Active citizens of any kind are under threat [Lipman Series 2021] November 5, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Alexander Verkhovsky about the Kremlin's ever expanding toolkit against political and civic activists, journalists, and other dissidents.
  • Russia's Legislative Elections followup [Lipman Series 2021] October 4, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Tanya Lokot and Nikolay Petrov about the results of Russia’s legislative elections and about what comes next.
  • Why Is the Kremlin Nervous? [Lipman Series 2021] September 14, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Ben Noble and Nikolay Petrov about Russia’s September 17-19 legislative elections, repressive measures against electoral challengers, and whether to expect anything other than preordained results.
  • Vaccine Hesitancy in Russia, France, and the United States [Lipman Series 2021] August 31, 2021
    In this week's PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Denis Volkov, Naira Davlashyan, and Peter Slevin about why COVID-19 vaccination rates are still so low across the globe, comparing vaccine hesitant constituencies across Russia, France, and the United States.  
  • Is Russia Becoming More Soviet? [Lipman Series 2021] July 26, 2021
      In a new PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Maxim Trudolyubov about the current tightening of the Russian political sphere, asking whether or not it’s helpful to draw comparisons to the late Soviet period.
  • The Evolution of Russia's Political Regime [Lipman Series 2021] June 21, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Grigory Golosov and Henry Hale about the evolution of Russia's political regime, and what to expect in the lead-up to September's Duma elections.
  • Volodymyr Zelensky: Year Two [Lipman Series 2021] May 24, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Sergiy Kudelia and Georgiy Kasianov about Ukrainian President Zelensky's second year in office, and how he has handled the political turbulence of the past year.
  • Policy Memos | Аналитика

Председательство России в международных организациях: Мягкая сила и многосторонняя дипломатия под вопросом?

  • July 8, 2013
  • Andrey Makarychev

Председательство в международных организациях – одна из институциональных форм "мягкой силы", которую крупные государства используют для формирования общих политических рамок отношений и усиления своего коммуникативного потенциала. Обычно повестки дня стран-председательниц отражают те политические сферы, где их правительства добились наибольших успехов и могут, соответственно, продемонстрировать свои лидерские качества.

Есть много примеров стран, для которых их председательство в международных организациях становилось важным инструментом укрепления их ресурсов "мягкой силы" и легитимации их международных курсов посредством продвижения многосторонних дипломатических усилий. Например, председательства Германии и Польши в Европейском Союзе существенно обновили инструментарий политики ЕС в Восточной Европе; Венгрия воспользовалась аналогичной возможностью для получения поддержки своему проекту Дунайского регионализма, и так далее. Среди пост-советских стран Украина и Казахстан как минимум продемонстрировали свои европейские устремления в роли председателей Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ).

В настоящей аналитической записке я проанализирую, оказалась ли Россия способной использовать себе во благо многие возможности председательства  в региональных и глобальных организациях для артикуляции и воплощения своего видения международных отношений. Мой анализ будет базироваться на официальных повестках дня, содержавших перечни российских приоритетов, и включать в себя обсуждение их эффективности и ограничений.

Россия в региональных организациях

Председательство РФ в организации Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС),  с его кульминационным моментом в виде владивостокского саммита в сентябре 2012 года, было сфокусировано на следующих приоритетах: продовольственная безопасность; транспортная и логистическая инфраструктура, включая облегчение транс-граничных процедур; инновационные технологии, научные исследования и образование. В числе важных аспектов называлась также человеческая безопасность. Огромные – и в массе своей использованные без должной эффективности – инвестиции федерального бюджета, направленные на реконструкцию инфраструктуры Владивостока, должны были сигнализировать о наличии у Москвы интереса к Азиатско-Тихоокеанскому региону, однако за пределы политического символизма этот интерес, к сожалению, не вышел. Продекларированные приоритеты остались весьма абстрактными и оторванными от совокупности тех реальных проблем, с которыми Россия вынуждена сталкиваться на Дальнем Востоке, включая необходимость форсирования инвестиций в этот регион и управление потоками китайских мигрантов.

Председательство РФ в Организации Черноморского экономического сотрудничества (ОЧЭС) в июле – декабре 2011 г . было отмечено длинным списком приоритетных направлений, который вобрал в себя повышение эффективности институтов, реконструкцию транспортной инфраструктуры, развитие туризма, вопросы энергетики, защиту экосистем и биоразнообразия,  координацию между правоохранительными органами в вопросах безопасности, обеспечение продовольственной безопасности, а также проекты в сфере массовых коммуникаций.

В связи с председательством в ОЧЕС министр иностранных дел Сергей Лавров особо отметил, что МИД видит одну из основных проблем региона в политизации происходящих в нем процессов, что фактически означало нежелание Москвы обсуждать в региональном формате такие вопросы безопасности, как, например, последствия войны между Россией и Грузией в августе 2008 года. Но в то же самое время Москва сама выдвигает чисто политическое условие равенства России и ЕС при взаимодействии в регионе Черного моря, что на практике приводит к ложному чувству самодостаточности и к нежеланию использовать все возможности многосторонней дипломатии.

Российская повестка дня при председательстве в Совете государств Балтийского моря (СГБМ) в июле 2012 – июне 2013 гг. состояла из четырех пунктов. Первый касался модернизации и инноваций и, по всей видимости, был просто механически перенесен на региональный уровень из  структуры отношений между РФ и ЕС. Однако адекватной адаптации этой позиции к интересам региональных акторов не произошло – так, например, программа российского председательства фактически оставила без внимания потребности и ожидания стран Балтии в отношении проектов по энергетической эффективности, строительству терминалов для сжиженного газа и их технической связи друг с другом, либерализации энергорынков, более активному использованию возобновляемых источников энергии в рамках концепции устойчивого развития, и пр.

Второй программный пункт российского председательства в СГБМ касался идеи государственно-частного партнерства. Однако практика применения этой модели сильно дискредитировала себя многочисленными скандалами и финансовыми махинациями во время подготовки к Олимпийским играм в Сочи, в силу чего Россия едва ли может претендовать на лидерство в этой области.

В-третьих, Россия посчитала возможным выдвинуть в число своих приоритетов борьбу с экстремизмом и утверждение толерантности в Балтийском регионе. Этот открыто нормативный жест смотрится весьма противоречиво на фоне растущих проблем с толерантностью и мультикультурализмом внутри самой России, а также очевидно расширенной трактовки экстремизма, постоянно адаптируемой правящим режимом к целям борьбы с политической оппозицией. Кроме того, вопросы религиозной и этнической толерантности гораздо логичнее смотрелись бы как элементы политики России в более конфликтных регионах, таких как Южный Кавказ или Средняя Азия, где Москва, однако, часто предпочитает обходить их стороной.

В-четвертых, включение в программу российского председательства вопроса об облегчении визового режима выглядит также неуместным по той причине, что у СГБМ нет на этот счет никаких прерогатив. Если РФ имела в виду наращивание позитивного опыта подписания соответствующего соглашения с Польшей при посредничестве Германии, то две последние страны видят эти договоренности скорее как часть отношений по линии ЕС – РФ, чем как элемент региональной политики.

В качестве председателя Совета Баренцева/Евроарктического региона (СБЕР) в 2007-2009 гг. Россия взяла на себя обязательства по реализации программ устойчивого развития, включая защиту окружающей среды, биоразнообразия и мест проживания коренных народов Севера; здравоохранения; образования; либерализации торговли, содействию транс-граничной кооперации и облегчению таможенных процедур; развития энергосберегающих технологий, а также сотрудничества при чрезвычайных ситуациях. В этом длинном списке самым уязвимым элементом, пожалуй, является забота о малочисленных автохтонных народах Крайнего Севера, которые регулярно – хотя без особого успеха – апеллируют к федеральному правительству с требованиями юридически защитить их традиционные места обитания и виды деятельности от масштабных и экологически вредных проектов добычи природных ресурсов, реализуемых крупными корпорациями.

Россия в глобальных организациях

Глобальные организации видятся многими государствами, в том числе Россией, как элементы рождающейся системы глобального управления. Именно сквозь эту призму и следует анализировать взаимодействие РФ с Большой Восьмеркой (G8) и Большой Двадцаткой (G20).

В качестве председателя G8 в 2006 году и хозяйки саммита этой организации в Санкт-Петербурге, Россия выбрала три главных приоритета. Первый состоял в усилении веса всего комплекса вопросов энергетики, что сразу же выявило различные интересы стран-участниц. Усилия России по выработке общих подходов к энергетической безопасности не смогли сблизить позиции добывающих, транзитных и потребляющих стран. Последовавшие газовые конфликты России с Украиной стали наглядным подтверждением того, что даже среди своих ближайших соседей Россия не может надеяться на репутацию надежного поставщика энергоресурсов.

Второй приоритет России состоял в образовании – сфере, где ее позиции в мире далеки от идеальных. Российское правительство регулярно выражает недовольство по поводу низких позиций вузов РФ в мировых рейтингах, а также встречается с проблемой массовой миграции работников научно-образовательной сферы на Запад. Функционирование "сетевых образовательных структур", на которые ссылалась программа российского председательства, тормозится низкой эффективностью российских вузов, а также противоречивыми и непоследовательными реформами образования, вызвавшими широкие протесты профессионального сообщества преподавателей и ученых. Более конкретный вопрос об интеграции иммигрантов через образование является важной мерой, однако его эффекты обесцениваются растущим национализмом и ксенофобией в российском обществе.

Третий пункт в председательской повестке дня России – это здравоохранение, еще одна социальная сфера, которая насыщена нерешенными проблемами – от невысокого качества медицинских услуг до низкой продолжительности жизни. Кроме того, именно в медицинских технологиях зависимость России от Запада просматривается весьма четко.

G20 – еще одна глобальная организация, председателем которой Россия является в настоящее время и готовится принять саммит двадцати лидеров в Санкт-Петербурге в сентябре 2013 года. По словам президента Владимира Путина, эффективность российских подходов к международным делам будет во многом зависеть именно от успеха председательства в таких структурах, как "большая двадцатка".

С одной стороны, можно согласиться с экспертами московского Института современного развития, которые полагают, что участие в "восьмерке" и "двадцатке" позволяет как-то корректировать проблемы в отношениях с Западом, особенно обострившиеся в третий срок президентства В. Путина. С другой же стороны, Россия рассматривает свое председательство в "двадцатке" с точки зрения усиления координации со странами БРИКС и, соответственно, противовеса Западу, а не приоритетного взаимодействия с ним. Это можно проследить по российской политике в отношении Сирии, Северной Кореи и других горячих точек.

Программа председательства РФ в G20 состоит, во-первых, из вопросов интенсификации инвестиций, создания рабочих мест, продовольственной безопасности и развития человеческого капитала. Эта "корзина" представляется очень широкой и включает в себя множество отдельных направлений деятельности, в силу чего их общую эффективность измерить достаточно сложно.

Во-вторых, в рамках "двадцатки" Россия продекларировала свои намерения усилить взаимное доверие и прозрачность. Однако на практике и то, и другое пока в дефиците. Во время финансового кризиса на Кипре Россия и страны ЕС не смогли – даже если и пытались – найти общие решения, которые могли бы служить доказательством пользы логики коллективных действий вопреки институциональным различиям. Мегасобытия упомянуты в числе тех сфер, которые требуют международных усилий по искоренению коррупции и установлению норм прозрачности, однако ход подготовки к зимней Олимпиаде 2014 года показывает, что Россия не может самостоятельно обеспечить эффективное расходование огромных финансовых вложений и не стремится к международному сотрудничеству в этой области.

В-третьих, Россия выделила еще одним своим приоритетом вопросы глобального управления, включая многостороннюю торговлю, устранение протекционистских мер и внедрение принципов устойчивого развития. В частности, на встречах в рамках "бизнес-двадцатки" (B20) в качестве удачного примера приводился опыт германского бизнеса в России.

Однако недавно опубликованный Комиссией ЕС отчет о состоянии четырех общих пространств между РФ и ЕС в 2012 году подчеркнул, что меры санитарного и фитосанитарного контроля в России продолжают оставаться непрозрачными, дискриминационными и непропорциональными в отношении стран ЕС. В 2012 году Россия ввела несколько новых ограничений на ввоз сельскохозяйственной продукции из ЕС. Доклад ЕС констатирует, что РФ продолжает создавать препятствия для проведения инспекций и отказывается отзывать требования к ввозимым продуктам (молочным, мясным и пр.), противоречащие нормам ВТО. Россия оставляет за собой право применять ограничения без соответствующих научных объяснений, а также противится установлению устойчивого режима рыболовства в Антарктике. 

Итоги

Институциональные эффекты от председательства в международных организациях можно ожидать лишь тогда, когда страна-председатель будет продвигать повестку дня, отражающую ее лидерские качества и демонстрирующую способность координировать свою политику с важнейшими партнерами. Это в корне отличает режим функционирования региональных и глобальных институтов от реалполитических моделей международных отношений, основанных на сферах влияния, балансе сил и т.п.

Однако случаи председательства России в международных организациях скорее представляют дипломатические пиар-шаги, чем намерения идти по пути глубокой международной социализации. В каждом из регионов, рассмотренных выше, Россия встречается с конкуренцией со стороны других стран, но не имеет в своем арсенале политических инструментов, сравнимых со Стратегией ЕС в Балтийском регионе или Черноморской синергией. Россия, по сути, отделяет региональные институты от глобальной геополитики и тем самым отрицает политическую составляющую своего поведения в регионах ближайшего соседства, однако в конечном итоге именно политические проблемы и составляют основной вызов для российской дипломатии. Например, Москва пытается не только переориентироваться от Европы к Азиатско-тихоокеанскому региону, но и представить всю систему отношений с азиатскими партнерами как в корне отличающуюся от отношений с европейскими соседями, однако на практике российская повестка дня в АТЭС мало чем отличается от той, которая связывает Россию с ЕС. Политические проблемы пробиваются и сквозь преимущественно финансово-экономическую повестку России в глобальных организациях, особенно в G20. Политическим здесь является вопрос о том, как Россия намерена балансировать стратегию занятия достойного места в сообществе развитых стран Запада с альтернативной стратегией по укреплению БРИКС.

На основе предпринятого анализа можно заключить, что Россия не является ни создателем региональных форм институционального взаимодействия с соседями, ни глобальным игроком, голос которого был бы слышен при решении вопросов об изменении климата, защите окружающей среды, устойчивого развития, надлежащего управления, человеческой безопасности и содействию странам Юга. Даже если Россия и пытается поднять глобально значимые вопросы в рамках "двадцатки", ее лидерские качества могут быть поставлены под сомнение из-за отсутствия историй успеха по этим направлениям в самой России – от борьбы с коррупцией до эффективного регулирования рынка рабочей силы. Это снижает институциональные возможности многосторонней дипломатии и привлекательность российской модели "мягкой силы" как в региональном, так и в глобальном масштабе.

Читать статью в Adobe Acrobat | © PONARS Eurasia

 

Memo #:
259
Series:
2
PDF:
pepm_259_russ_makarychev_june2013.pdf
Related Topics
  • G20
  • АТЭС
  • Макарычев
  • мягкая сила
  • ОБСЕ
  • ОЧЭС
  • ПОНАРС
  • Россия
  • СБЕР
  • СГБМ
Previous Article
  • Policy Memos | Аналитика

Синдром посредственности в России: Внутриполитические и внешнеполитические перспективы

  • July 8, 2013
  • Vladimir Gel'man
View
Next Article
  • Commentary | Комментарии

Russian MOD Activity Plan for 2013-2020 Published

  • July 8, 2013
  • Dmitry Gorenburg
View
You May Also Like
View
  • Policy Memos | Аналитика

Turning the Soviet Ethos into a Democracy Cause: Lessons From the 2020 Belarus Mobilization

  • Natalia Forrat
  • February 7, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Is the War in Ukraine Helping or Hindering the Relationship Between the EU and its Illiberal Member States?

  • Paula Ganga
  • February 3, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

The Policy Implications of Russia’s Genocide in Ukraine

  • Kristina Hook
  • February 1, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

National Security in Local Hands? How Local Authorities Contribute to Ukraine’s Resilience

  • Oleksandra Keudel and Oksana Huss
  • January 25, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Silence Matters: Self-Censorship and War in Russia

  • Guzel Yusupova
  • January 19, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Ethnic Variation in Support for Putin and the Invasion of Ukraine

  • Kyle L. Marquardt
  • January 12, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Russian Political Exiles: The Challenges of Forging an Anti-War Movement

  • Gulnaz Sibgatullina
  • January 5, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

To Justify, Demonize, Normalize: Putin’s Language of War and Central Asian Neutrality

  • Emil Dzhuraev
  • December 23, 2022

Leave a Reply Cancel reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *

PONARS Eurasia
  • About
  • Membership
  • Policy Memos
  • Recommended
  • Events
Powered by narva.io

Permissions & Citation Guidelines

Input your search keywords and press Enter.