Путинское «закручивание гаек»: Источники, инструменты и вызовы

Органы власти во главе с президентом Владимиром Путиным начали оказывать давление на российское общество со времени его возвращения в Кремль в мае 2012г. Это «закручивание гаек» осуществлялась парламентом, правоохранительными органами и судами. Прошли резонансные процессы, включая суды над «Pussy Riot» и Алексеем Навальным, была инициирована кампания против «иностранных агентов» среди неправительственных организаций (НПО), ужесточены наказания за участие в несанкционированных протестах, расширилось определение государственной измены и введена ответственность для тех, кто «оскорбляет чувства верующих» или ведёт «пропаганду гомосексуализма». В процессе анализа этих репрессивных тенденций в настоящей статье акцентируется внимание на следующих трёх ключевых тезисах:

1.  «Закручивание гаек» должно рассматриваться не только в качестве ответа на протесты 2011-2012 гг. и на активизацию оппозиционного движения, но и как отрицание основных принципов «эпохи Медведева», которые основывались (особенно в риторическом и символическом планах) на более либеральном и передовом видении России.
2. Хотя ужесточение производит впечатление целенаправленного плана, осуществляемого из единого центра, разворачивающийся процесс обнаруживает также явные признаки бюрократического и кланового соперничества и самодеятельности, и не является только лишь продуктом единой и хорошо отлаженной машины.
3. Кремль явно захватил инициативу, однако нынешняя кампания чревата определёнными рисками, включая потенциальные проблемы, которые могут возникнуть в будущем внутри самих правоохранительных органов, которые находятся в авангарде наступления.

Похороны медведевской эры

Представление о том, что Дмитрий Медведев как президент был достаточно значительным, чтобы заслуживать определения как «эры» для обозначения времени своего правления, выглядит неправдоподобным, учитывая, что он явно был младшим партнёром в так называемой «тандемократии» – исполняя роль слабого местоблюстителя, который должен был быть отодвинут в сторону после триумфального возвращения Путина. Однако в данном случае различия в стиле и имидже между двумя лидерами были достаточно важными для того, чтобы президентство Медведева вызвало определённые ожидания среди части россиян. Сам по себе обладатель iPad и пользователь «Твиттера» меньше всего отвечал этим ожиданиям. Более значительную роль играли такие его инициативы, как центр высокотехнологичных инноваций «Сколково», который приветствовал участие в проекте «Силиконовой долины» и Массачусетского технологического института; как военно-промышленная политика, включавшая в себя сделки с зарубежными партнёрами в качестве способа оказания давления на российскую тяжёлую промышленность и подталкивания её к модернизации; а также экономические и правовые реформы, которые основывались не только на общих рекомендациях, но и на конкретных инициативах либеральных учёных и представителей гражданского общества. Менее чем скромные результаты всех этих усилий подчеркнули слабость Медведева как президента, но это не перечёркивало полностью их политического влияния на либеральные элиты и некоторые группы населения.

Вероятно самым ярким примером либерализаторского и модернизаторского дискурса, ассоциируемого с медведевской эрой является интервью, данное в декабре 2011 г. главным кремлёвским идеологом Владиславом Сурковым после состоявшихся в том году парламентских выборов и последовавших за ними первых протестов. Сурков говорил о невозможности защищать существующую систему, назвал протесты «реальными и естественными» и провозгласил протестовавших «лучшей … [и] наиболее продуктивной частью общества», чьи «разумные требования» должны быть приняты.

Декабрь 2011 г. стал, однако, началом конца медведевской эры. Политика, которая осуществлялась властями с мая 2012 г., даёт серьёзное основание полагать, что Путин и другие более консервативные элементы обвиняют Медведева и Суркова в развязывании рук силам, угрожающим режиму. Хотя Медведев по-прежнему остаётся в должности премьер-министра, многие из его инициатив отвергнуты или даже криминализированы. Сурков оставил свой пост заместителя премьер-министра в мае 2013 г. посреди расследования Следственным комитетом (далее – СК) «дела Сколково», в ходе которого в адрес Суркова звучало обвинение в том, что он использовал деньги Сколково для финансирования оппозиции. СК также расследует так называемое «дело экспертов», давая понять, что группа юристов, экономистов и правозащитников якобы замыслили «создать иллюзию необходимости либерализации уголовного законодательства»; это расследование привело к отъезду в Париж видного экономиста Сергея Гуриева. Хотя СК, по-видимому, полагает, что эта группа экспертов работала в интересах Михаила Ходорковского, главным по степени влиятельности соучастником этой «ужасной группы вредителей» (как резонно заметил журналист «Новой газеты» Леонид Никитинский в мае 2013 г.) был тогдашний президент Медведев.

Общим лейтмотивом политики «закручивания гаек» (вне зависимости от того, была она избрана сознательно или нет) является то, что Путин больше не надеется быть президентом всех россиян. Ему пришлось пожертвовать интеллигенцией, владельцами малого бизнеса, так называемым «креативным классом» и «интернет-хомячками». Взамен этого режим сориентировал свою политику на более консервативные элементы общества: «силовиков», тяжёлую промышленность, рабочий класс, русскую православную церковь и патерналистский электорат, зависимый от поддержки со стороны государства. От политической и экономической элиты, многие представители которой стремятся к финансовой и культурной интеграции с Западом, теперь требуют «ренационализироваться», декларировать свои иностранные активы или отказаться от них, а также демонстрировать свою лояльность к России.[1] Так как культурные и экономические связи между Россией и либеральным Западом по-прежнему сильны, а в правительстве остаётся большое количество либералов, эти тенденции не являются абсолютными и универсальными, однако они определённо контрастируют с медведевской эрой.

Плохо управляемое полицейское государство

Мечтой европейских абсолютных монархов прошлого было «хорошо упорядоченное полицейское государство». Такое представление, вероятно на каком-то уровне, подходит Путину, который однажды был назван Александром Раром «немцем в Кремле». Путин производит впечатление человека с сильной самодисциплиной. Можно ли считать столь же дисциплинированными его подчинённых?

В некоторых отношениях нынешнее «закручивание гаек» выглядит жёстко координируемым. В плане чрезвычайной централизованности столь же хорошо продуманными, сколь и эффективными выглядит сочетание новых законов, призванных усложнить жизнь либеральной оппозиции (законы о НПО, государственной измене и несанкционированных протестных акциях), также как и другие инициативы, предназначенные для того, чтобы изобразить сторонников такой оппозиции в качестве своего рода антироссийских сил (дело Pussy Riot, законы против пропаганды гомосексуализма и оскорбления чувств верующих). В плане исполнения действуют различные правоохранительные органы, принимающие на себя главную роль в различных сферах, предполагая наличие координации и централизованного контроля.

Однако всё это может быть хуже организованно, чем выглядит: в конце концов, это Россия, а не Пруссия. Возьмём закон об иностранных агентах. Он вступил в действие в ноябре 2012 г. Однако в январе 2013 г. Министр юстиции Александр Коновалов в своем отчете перед российским парламентом дал понять, что не особенно спешит выполнять его. Это, очевидно, не понравилось Путину, который в своей речи на коллегии ФСБ в феврале критически отозвался о «структурах, управляемых и финансируемых из-за рубежа» и отметил, что закон должен быть исполнен. Однако этот сигнал был наиболее отчётливо воспринят не ФСБ или Министерством юстиции, а Генпрокуратурой, которая в марте начала широкомасштабную кампанию проверки некоммерческих организаций, финансируемых из-за рубежа. Генеральный прокурор Юрий Чайка, перехватил инициативу, изобличив в своей речи в июле 2013 г. иностранных агентов даже в Совете при Президенте РФ по правам человека. Однако рвение Чайки вероятнее связано с его продолжающейся борьбой за влияние с директором СК Александром Бастрыкиным, чем с каким-либо согласованным планом. Разбиравшиеся в июле дела в региональных судах Перми и Санкт-Петербурга, которые приняли решения в пользу некоммерческих организаций, также дают основание полагать, что в данном случае нет жёсткого влияния «вертикали власти», диктующей результаты решений по любым проблемам.

Аналогично, преследование Навального в рамках «дела Кировлеса» на региональном уровне было практически мертворождённым. Бастрыкин очевидно является ключевым игроком в процессе «закручивания гаек», однако трудно понять, работает ли он в направлении угодном Путину (он учился на юридическом факультете вместе с Путиным и был лично отобран им на нынешнюю должность) или же действует по собственной инициативе, чтобы угодить Путину и продемонстрировать свою лояльность. Преследование Навального для Бастрыкина также имело сильные личные мотивы, так как Навальный полагал, что в отношении самого Бастрыкина должно быть произведено расследование по обвинению в нескольких предполагаемых преступлениях, включая предполагаемую угрозу убийством в адрес журналиста «Новой газеты» Сергея Соколова в июне 2012 г., а также в недостоверных заявлениях и налоговых декларациях относительно наличия бизнеса и недвижимости в Чехии. Запятнанность репутации Бастрыкина может быть для Путина полезной: по замечанию политического аналитика Татьяны Становой, уязвимый Бастрыкин может быть идеальным человеком для выполнения «грязной работы», проявляя инициативу «даже там, где, может быть, и не надо». Загадочный случай с преследованием, арестом Навального и затем его освобождением на следующий день в результате апелляции также легче объяснить соперничеством различных групп в высших кругах, нежели действием какой-то хорошо продуманной схемы, которой управляют на самом верху.

Последний вопрос относительно согласованности «закручивания гаек» касается роли ФСБ. СК и Бастрыкин были впереди во многих эпизодах, включая процессы Навального и «Pussy Riot», «Болотное дело», направленное против 28 человек, обвинённых в провоцировании насилия или в участии в нем в ходе протестов против инаугурации Путина в мае 2012 г., а также расследование по «Сколково» и «дело экспертов». Прокуратура взяла на себя инициативу в кампании против «иностранных агентов», а МВД оказалась на передовой надзора за демонстрациями, используя также Главное управление по противодействию экстремизму («Центр Э») для сбора информации об оппозиции. По крайней мере публично, ФСБ играет менее ключевую роль в «закручивании» гаек, что особенно удивительно, учитывая подноготную Путина и широко распространённое представление о доминировании «чекистов» (спецслужб) в России. Технические возможности ФСБ (прослушивание телефонных разговоров, мониторинг Интернета), конечно, обеспечивают ей вполне определённую роль, однако последняя гораздо менее видима в процессе «закручивания гаек», чем роль других ведомств; это же касается и роли главы службы Александра Бортникова. Российский эксперт Андрей Солдатов предположил, что сам Путин недоволен «пассивной ролью» ФСБ, и что даже для Путина проблематично отслеживать и контролировать извне происходящее в ФСБ, учитывая традиции и привилегии этой организации.

Контролируя контролирующих

В целом, усилия по “закручиванию гаек”, предпринимаемые с мая 2012 г., должны восприниматься режимом как успешные. Власти расширили использование того, что политологи Стивен Левицки и Лукан Вэй называют «принуждением низкой интенсивности» – надзора, притеснений, расследований, арестов – чтобы держать в состоянии беспокойства реальных и потенциальных оппонентов режима. Однако, если Россия, скорее, плохо управляемое, нежели хорошо упорядоченное полицейское государство, тогда в будущем потенциально могут возникнуть проблемы с самой полицией, в широком смысле. В частности, две следующие характеристики правоохранительной системы и органов принуждения могут стать проблемами для последовательного «закручивания гаек»: укоренённость коррупционных и хищнических практик в этих организациях, а также вопросы относительно надёжности полиции перед лицом социальных протестов.

Важным аспектом российского плохо управляемого полицейского государства, помимо его клановости и конкуренции между бюрократическими ведомствами, является коррупция. Сотрудники российских правоохранительных органов не просто служат власть имущим, но также работают и на свои собственные карманы. В контексте всеобщего давления на активных и потенциальных оппозиционеров, проверок по фактам произвольного, деспотичного, и просто откровенно преступного поведения следователей и полиции стало, пожалуй, даже меньше, чем раньше. Юридические обоснования по делу «Кировлеса» («продажа леса по ненадлежащим ценам») были столь шаткими, что многие наблюдатели ожидают усиление натиска на бизнесменов со стороны правоохранительных органов, как это уже было после дела «ЮКОСа»/Ходорковского. Однако, хорошо управляемое полицейское государство не может функционировать должным образом в том случае, если сотрудники правоохранительных органов в одинаковой степени мотивированы как коррупцией, так и службой правящему режиму. По известному выражению бывшего соратника Путина по службе в ФСБ Виктора Черкесова «нельзя позволить, чтобы воины становились торговцами». Черкесов, однако, преувеличил проблему: похоже для людей в России совмещение этих функций не является чем-то из ряда вон выходящим, хотя довольно трудно выполнять их в одинаковой степени хорошо.

Ещё один риск связан с контролирующими; на данный момент он является чисто гипотетическим, однако всё же стоит упоминания, поскольку он потенциально является наиболее значительным. МВД в целом и его спецподразделения ОМОНа сумели относительно эффективно справиться с протестными акциями в Москве. Подавление крупных социальных протестов в Москве или в регионах может вызывать больше затруднений. Такие протесты могут возникать в силу множества причин, включая этнические и экономические. Столкновения между этническими русскими и молодыми мужчинами с Северного Кавказа стали толчком для социальных протестов в Кондопоге в 2006 г., на Манежной площади в Москве в 2010 г., в Пугачёве в июле 2013 г. Возможность дальнейших столкновений на этнической почве, включая широкомасштабные конфликты и конфликты с применением насилия, должна беспокоить полицию и режим в целом. Экономически мотивированные протесты также могут стать поводом для озабоченности, особенно учитывая низкие показатели нынешнего и прогнозируемого уровней экономического роста. События, подобные протестам 2005 г. против монетизации льгот, демонстрациям 2008 г. во Владивостоке в связи с повышением пошлин на ввоз иномарок или протестам 2009 г. в Пикалево из-за невыплаты зарплат на единственном заводе в городе являются тем типом инцидентов, который власти хотели бы ограничить и контролировать насколько возможно.

Российские полицейские и сотрудники спецслужб процветали при Путине, располагая высокими зарплатами, перспективами обеспеченной старости и, возможно, получения квартиры (если не лезть на рожон и не попадать в неприятные истории), а также шансами обогащения на стороне. При этом, однако, нет особых признаков их сильной идеологической преданности режиму, которая могла бы сделать их очень стойкими, если их призовут подавить крупномасштабные протесты насильственными методами. План полного перевода внутренних войск МВД на профессиональную основу к 2016 г., в дополнение к более ранним шагам по увеличению числа сотрудников ОМОНа, дает основания предположить, что кто-то в Кремле думает о возможном наступлении необходимости справляться с крупномасштабными протестными акциями, будь то политическими или социальными.

Применение силы, очевидно, является самым крайним вариантом; пока же Путин сохраняет свою популярность. Данную аналитическую записку определённо не следует воспринимать как предсказание грядущей дестабилизации; действительно, описанное выше комплексное «закручивание гаек» можно оценить, скорее, как успешное, чем как неудачное. Но это не означает, что Россия является упорядоченным полицейским государством: в «путинизм» заложено много неупорядоченности даже несмотря на то, что медведевская эра уходит в прошлое.