PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • Membership
      • All Members
      • Core Members
      • Collegium Members
      • Associate Members
      • About Membership
    • Ukraine Experts
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcasts
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Ukraine Experts
Contacts

Address
1957 E St NW,
Washington, DC 20052

adminponars@gwu.edu
202.994.5915

NEWSLETTER
Facebook
Twitter
YouTube
Podcast
PONARS Eurasia
PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • Membership
      • All Members
      • Core Members
      • Collegium Members
      • Associate Members
      • About Membership
    • Ukraine Experts
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcasts
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Ukraine Experts
DIGITAL RESOURCES
digital resources

Bookstore 📚

Knowledge Hub

Course Syllabi

Point & Counterpoint

Policy Perspectives

RECOMMENDED
  • The Desire to Possess: Russia’s War for Territory

    View
  • Russia at War and the Islamic World

    View
  • Ukraine’s Ripple Effect on Russia’s Indo-Pacific Horizon

    View
  • The Determinants of Assistance to Ukrainian and Syrian Refugees | New Voices on Eurasia with Volha Charnysh (Feb. 16)

    View
  • Conflicts in the North Caucasus Since 1991 | PONARS Eurasia Online Academy

    View
RSS PONARS Eurasia Podcast
  • The Putin-Xi Summit: What's New In Their Joint Communique ? February 23, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman speaks with Russian China experts Vita Spivak and Alexander Gabuev about the February meeting between Vladimir Putin and Xi Jinping, and what it may tell us about where the Russian-Chinese relationship is headed.
  • Exploring the Russian Courts' Ruling to Liquidate the Memorial Society January 28, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with scholars Kelly Smith and Benjamin Nathans about the history, achievements, and impending shutdown of the Memorial Society, Russia's oldest and most venerable civic organization, and what its imminent liquidation portends for the Russian civil society.
  • Russia's 2021 census and the Kremlin's nationalities policy [Lipman Series 2021] December 9, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with social scientist Andrey Shcherbak about the quality of the data collected in the recent population census and the goals of Vladimir Putin's government's nationalities policy
  • Active citizens of any kind are under threat [Lipman Series 2021] November 5, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Alexander Verkhovsky about the Kremlin's ever expanding toolkit against political and civic activists, journalists, and other dissidents.
  • Russia's Legislative Elections followup [Lipman Series 2021] October 4, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Tanya Lokot and Nikolay Petrov about the results of Russia’s legislative elections and about what comes next.
  • Why Is the Kremlin Nervous? [Lipman Series 2021] September 14, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Ben Noble and Nikolay Petrov about Russia’s September 17-19 legislative elections, repressive measures against electoral challengers, and whether to expect anything other than preordained results.
  • Vaccine Hesitancy in Russia, France, and the United States [Lipman Series 2021] August 31, 2021
    In this week's PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Denis Volkov, Naira Davlashyan, and Peter Slevin about why COVID-19 vaccination rates are still so low across the globe, comparing vaccine hesitant constituencies across Russia, France, and the United States.  
  • Is Russia Becoming More Soviet? [Lipman Series 2021] July 26, 2021
      In a new PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Maxim Trudolyubov about the current tightening of the Russian political sphere, asking whether or not it’s helpful to draw comparisons to the late Soviet period.
  • The Evolution of Russia's Political Regime [Lipman Series 2021] June 21, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Grigory Golosov and Henry Hale about the evolution of Russia's political regime, and what to expect in the lead-up to September's Duma elections.
  • Volodymyr Zelensky: Year Two [Lipman Series 2021] May 24, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Sergiy Kudelia and Georgiy Kasianov about Ukrainian President Zelensky's second year in office, and how he has handled the political turbulence of the past year.
  • Policy Memos | Аналитика

Продовольственная безопасность в Центральной Азии как общественно-политический вызов

  • February 27, 2014
  • Sebastien Peyrouse

Государственная политика центрально-азиатских государств зачастую построена на предпосылке того, что рост ВВП автоматически обеспечивает продуктовую безопасность. Однако эта предпосылка проблематична, поскольку продовольственная безопасность сказывается главным образом на беднейших слоях населения, для которых ВВП на душу населения не растет теми же темпами, что и ВВП страны в целом. Существующие программы обеспечения продовольственной безопасности зачастую являются набором поверхностных мер, которые не затрагивают корней проблемы и почти никогда не принимают в расчет качество питания, что имеет долгосрочный эффект на здоровье подрастающего поколения. Еще более важным является то, что центральным элементом обеспечения продовольственной безопасности является борьба с сельской нищетой. Это означает, что государство должно заняться такими вопросами как рациональное использование водных ресурсов и обеспечение доступа к энергоресурсам. Кроме того, государственная политика таких аграрных стран, как Узбекистан и Таджикистан, выстроена в патронажных традициях. Централизованное производство хлопка или – в меньшей степени – пшеницы необходимо для функционирования политической системы правящего режима, и диверсификация сельскохозяйственного производства в интересах внутреннего рынка не выгодна правящей элите.

В настоящей статье доказывается, что неблагополучное положение в продовольственной сфере в Центральной Азии является не следствием сложных условий окружающей среды (хотя их и следует принимать в расчет), а проблемой государственной политики. В статье рассматриваются основные причины нарастающей продовольственной нестабильности в регионе, в частности, модель экстенсивного производства и ущербная политика импорта и дотаций.

Продовольственная безопасность и качество продукции общего питания: некоторые данные

Более 850 миллионов людей в мире страдают от недоедания, большинство из них живет в развивающихся странах, а 28 миллионов – в постсоветских республиках. В Центральной Азии более пяти миллионов человек (из общего населения в 62 миллионов) не имеют регулярного доступа к основным продовольственным продуктам. Как и везде, в Центральной Азии неблагополучная ситуация со снабжением продовольствием проявляется главным образом в сельской местности, а также в тех городских кварталах, где проживают маргинальные слои населения, особенно женщины и молодежь, которые зачастую страдают от недоедания. По данным американского Агентства по международному развитию, зависимость Центральной Азии от одного единственного предмета потребления – пшеницы – значительно выше, чем в других регионах мира, испытывающих перебои со снабжением продовольствия.

Все страны Центральной Азии сталкиваются с неблагополучным положением в продовольственной сфере, правда в разной степени. Таджикистан способен обеспечить свои потребности в продовольствии лишь на 31%, тогда как Киргизстан, Узбекистан и Туркменистан покрывают свои потребности в продовольствии за счет собственных ресурсов на приблизительно 50%. Особое беспокойство вызывают Таджикистан и Киргизстан: 30% таджиков и 27% киргизов испытывают трудности с пропитанием (по данным Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН (ФАО)). В 2009 г. ООН объявила, что более двух миллионов таджиков и один миллион киргизов испытывают серьезные проблемы с питанием, а над 800 000 таджиков нависла непосредственная угроза голода. С наступлением глобального экономического кризиса 2008 г. около 60% таджикских семей сообщили, что они стали есть меньше. В Киргизстане хроническая продовольственная нестабильность была усугублена серьезным политическим и социальным кризисом 2010 г., в ходе которого страна побила мировой рекорд по росту цен на пшеницу (54%).

Проблемы с продовольствием не обошли стороной и Туркменистан с Узбекистаном, хотя у этих стран большие сельскохозяйственные и углеводородные ресурсы. По имеющимся оценкам, более 30% населения Узбекистана живет ниже продовольственного прожиточного уровня. Эта проблема стоит особенно остро в областях, удаленных от столицы и плодородных территорий, например, в Хорезмской области и в Каракалпакстане. В Туркменистане Ташаузская область является одной из наиболее уязвимых с точки зрения снабжения продовольствием.

Проблемы, связанные с качеством продуктов питания (неполноценное питание и недоедание), имеют столь же большое значение, сколь и продовольственная безопасность (которая обычно определяется «доступностью» еды). Около 8% всех детей Таджикистана и 11% детей Туркменистана страдают от неполноценного питания до такой степени, что они весят меньше нормы, а рост у них на 15% ниже, чем у их сверстников, которые питаются нормально. В питании все большего количества женщин не хватает белков и базовых микроэлементов, таких как йод, витамин А и железо. По оценке уровня жизни, составленной Всемирным Банком, многие жители региона не достигнут среднего уровня потребления в 3000 калорий в день к 2030 г. и даже и к 2050 г. Эти прогнозы противоречат официальным данным уровня жизни, что является признаком искусственно раздутых показателей национального ВВП.

Макроэкономические данные центрально-азиатских государств зачастую искажены, что делает попытки измерить реальные показатели уровня жизни невозможными. Нищета, несомненно, является одной из главных причин неблагополучного положения в продовольственной сфере. Доля семейных расходов на продукты питания остается очень высокой: 80% в Узбекистане и Таджикистане, 58% в Киргизстане, и даже в Казахстане она составляет 42% (беспрецедентно высокий показатель для страны с хорошими макроэкономическими показателями).

Большинство денег, пересылаемых центрально-азиатскими мигрантами из России своим семьям на родине, тратятся на закупку еды, что свидетельствует о тесной взаимосвязи между сельской нищетой и продовольственной нестабильностью.  Регулярная инфляция, от которой страдают валюты центрально-азиатских государств, сказывается и на питании не только с точки зрения количества, но и качества. Во всех странах региона, за исключением Казахстана, качество пшеницы настолько плохое, что ее используют в основном в качестве корма для скота, тогда как высококачественную пшеницу приходится ввозить из-за рубежа. Всякий раз, когда мировые цены на пшеницы резко возрастают, население Таджикистана и Киргизстана переходит на местную пшеницу, которая менее дорогая, но и менее питательная.

Парадоксы государственной политики

В ответ на сложившуюся ситуацию правительства стран региона приняли целый ряд государственных программ: от широкого развития сельскохозяйственного производства и продовольственного самообеспечения до субсидирования программ, рассчитанных на облегчение ввоза основных продуктов питания. Во многих случаях эти программы выходят за пределы решения продовольственных проблем и лишь выявляют политические традиции, доминирующие в регионе. Для властей продовольственная безопасность является скорее символом государственного суверенитета и экономического успеха, нежели проблемой, с которой ежедневно сталкиваются простые люди. Более того, поскольку режимы погрязли в сетях нео-вотчинных отношений, то сельскохозяйственная политика лежит в сфере финансовых интересов и интересов удержания власти, а, стало быть, ее задача заключается в обеспечении выживания политического режима путем дальнейшего осыпания элиты финансовой манной.

Внутренняя политика стран Центральной Азии страдает как от советского наследия (предпочтение отдается экстенсивному методу, ориентированному на количественные показатели, а не интенсивному, ориентированному на качество), так и от забвения того положительного, что оно создало (инфраструктура не ремонтируется и пришла в непригодное состояние). Деградация сельскохозяйственной инфраструктуры и техники, которые не обновлялись в течение двух десятилетий, произвела опустошительный эффект на сельскохозяйственное производство, а сокращение объемов животноводства вообще беспрецедентным. Более того, колебания цен на материальные средства (такие как удобрения и инсектициды) существенно ограничили их применение. И наконец, весь регион страдает от деградации почвы: более 60% орошаемых земель в Центральной Азии страдают от засоления почвы. В Казахстане наблюдается резкое падение урожайности пшеницы (с 3000 кг на гектар в 2011г. до 800 кг – в 2012 г.). Это является не столько последствием засухи, сколько результатом плохого качества семян, а также плохой организации землеустройства и землепользования, что привело к загрязнению и высокому засолению почв.

Советское наследие экстенсивного производства

Упор на производстве хлопка и пшеницы, под которые занято до 80% обрабатываемых земель в Узбекистане, наводит на трудный вопрос о диверсификации, которая отнюдь не является приоритетом государственной политики.

Во всех странах Центральной Азии, а в Узбекистане – особенно, дехкане, владельцы частных крестьянских хозяйств, составляют меньшинство с точки зрения размеров обрабатываемых ими земель, но при этом они производят более трети сельхозпродукции и на их плечах лежит практически все животноводство. Производительность дехкан растет быстрее, чем производительность крупных частных или коллективных хозяйств. Это, конечно, положительно сказывается на решении продовольственной проблемы, однако производительность дехкан остается в сфере все еще неустойчивого частного сектора, лежащего за пределами государственной политики.

Во имя продовольственного самообеспечения как символа государственного суверенитета, государство существенно увеличило площади обрабатываемых земель. К примеру, в Узбекистане с 1991 по 2006 гг. площади под выращивание пшеницы выросли с 488 000 до 1,5 миллиона га. Благодаря этой политике Узбекистан смог производить больше муки, а следовательно – обеспечить население большими объемами основных продуктов питания. Туркменистан также выделил большие участки земли под засев зерновых. Однако, переход к экстенсивному сельскому хозяйству, не сопровождающийся другими мерами, порождает большие вопросы. Знаменитая «зеленая революция», которая привела к существенным техническим инновациям в агробизнесе (новые виды семян, модернизация сельхозтехники, применение удобрений и пестицидов в массовых масштабах, а также инвестиции в механизацию сельского хозяйства) стала объектом критики в силу простого факта – нестабильности результатов. Опыт показал, что хотя экстенсивное сельское хозяйство и ведет к явному увеличению производства, за ним, зачастую, наступает застой и даже спад, вызванный снижением плодородности почв. Примером является Казахстан, увеличивший с 2001 г. размеры засеваемых площадей почти на 42%, однако за последние 10 лет урожайность пшеницы там снизилась на 30%.

Практика увеличения производства пшеницы любой ценой привела к существенному расширению обрабатываемых земель в районах, которые явно не подходят для этих целей. К примеру, в Узбекистане лишь в трех из 15 областей (Андижанской, Бухарской и Ферганской) удалось собирать урожай в 5 тонн с га, тогда как в Капакалпакстане и Джизакской области урожай составил 2,5 тонны с га – очень низкий показатель для орошаемых земель. Несмотря на низкую урожайность, практика расширения обрабатываемых земель продолжалась. Это привело к неправильной эксплуатации земель в крупных масштабах и неоправданно большим затратам водных ресурсов.  Более того, политика экстенсивного производства сопряжена и с рисками социального характера. Рост урожайности приводит к падению закупочных цен на сельхозпродукцию, при этом автоматически стимулируя резкий взлет цен на материальные средства, вследствие чего доходы крестьян снижаются, равно как и снижается их уровень жизни.

Для всех стран региона свойственна проблема крестьянских долгов. Особенно остро она стоит в Таджикистане. Для защиты интересов потребителей власти попытались ввести лимит на рост цен, но это лишь способствовало снижению крестьянских доходов. В конечном счете, экстенсивное производство не способствует самоокупаемости крестьянского труда и напрямую стимулирует массовую трудовую миграцию сельского населения за рубеж.

Политика субсидий и импорта сельхозпродукции и ее ограничения

Несмотря на программы, рассчитанные на увеличение продукции, из всех пяти стран Центральной Азии лишь Казахстану удалось удовлетворить свои потребности в зерновых. У остальных четырех государств не осталось иного выхода, как импорт в крупных масштабах. Киргизстан ввозит 43% потребляемой пшеницы. Таджикистан покупает за рубежом более 50% потребляемых зерновых, равно как и 30% говядины, 80% птицы, три четверти растительного масла и почти весь сахар.

Некоторые государства, такие как Узбекистан, решили увеличить протекционистские меры, защищающие внутренний рынок от колебаний мировых цен. Однако такая политика ведет к росту цен на внутреннем рынке и снижает выбор имеющихся товаров, что лишь усугубляет положение беднейших слоев населения. Иными словами, протекционизм способствует развитию так называемого «скрытого голода»: доступ к продуктам питания более высокого качества, насыщенных необходимыми питательными элементами, обеспечен лишь для наиболее привилегированных слоев общества, тогда как все большее количество населения обречено на продовольственную нестабильность.

Кроме того, государства региона прибегают к таможенным барьерам, что немедленно находит отражение в теневой экономике. Ограничения на ввоз пшеницы в Узбекистане привели к резкому росту контрабанды: если в 2005 г., когда власти ввели высокие таможенные барьеры, в страну официально ввозилось лишь 200 000 тонн муки, то, по оценкам специалистов, приблизительно 800 000 тонн муки ввозилось в Узбекистан нелегально. Цена на казахстанскую муку, ввозимую нелегально (120-160 долларов за тонну), гораздо более приемлема, чем на ту же муку, ввозимую официально, на которую набавляется совокупная стоимость страховки, перевозки и налоговых пошлин (210 долларов).

Страны, наиболее упорно сопротивляющиеся реформам, такие как Узбекистан и Туркменистан, сочетают политику субсидирования продуктов первой необходимости с изоляционизмом. Хотя субсидирование потребительских товаров и может стабилизировать и удерживать контроль над стоимостью продовольствия, выступая средством сдерживания проявлений недовольства, однако, в свете высокой экономической стоимости, эти программы выглядят неэффективными. Более того, субсидии на пшеницу и муку не ставят во главу угла интересы самых нуждающихся слоев населения, выдвигая, вместо этого, на первый план интересы городского населения. Международные организации, напротив, отдают предпочтение «адресным программам продовольственной помощи», направленным на обеспечение продовольственной безопасности конкретных групп населения, а также более справедливому распределению продуктов питания среди самых нуждающихся слоев населения. 

Заключение

Продовольственная безопасность становится во все большей степени предметом озабоченности многих граждан стран Центральной Азии, источником социальной и экономической напряженности, которая может иметь политические последствия. В Таджикистане и Киргизстане, а также в некоторых областях соседних центрально-азиатских государств, продовольственная ситуация ухудшилась даже по сравнению с периодом, наступившим здесь после окончания Второй мировой войны. Политика властей в этом вопросе зачастую является ущербной как в вопросе обеспечения внутреннего сельскохозяйственного производства, так в и в плане ставки на импорт основных продуктов питания, что приносит большой ущерб.

Memo #:
300
Series:
2
PDF:
Pepm_300_rus_Peyrouse_Sept2013.pdf
Related Topics
  • Пейруз
  • ПОНАРС
  • продовольственная безопасность
  • Центральная Азия
Previous Article
  • Policy Memos | Аналитика

Протесты в Центральной Азии

  • February 27, 2014
  • Eric McGlinchey
View
Next Article
  • Policy Memos | Аналитика

Winning the Hearts of Eastern Partnership States

  • February 27, 2014
  • Yulia Nikitina
View
You May Also Like
View
  • Policy Memos | Аналитика

Turning the Soviet Ethos into a Democracy Cause: Lessons From the 2020 Belarus Mobilization

  • Natalia Forrat
  • February 7, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Is the War in Ukraine Helping or Hindering the Relationship Between the EU and its Illiberal Member States?

  • Paula Ganga
  • February 3, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

The Policy Implications of Russia’s Genocide in Ukraine

  • Kristina Hook
  • February 1, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

National Security in Local Hands? How Local Authorities Contribute to Ukraine’s Resilience

  • Oleksandra Keudel and Oksana Huss
  • January 25, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Silence Matters: Self-Censorship and War in Russia

  • Guzel Yusupova
  • January 19, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Ethnic Variation in Support for Putin and the Invasion of Ukraine

  • Kyle L. Marquardt
  • January 12, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Russian Political Exiles: The Challenges of Forging an Anti-War Movement

  • Gulnaz Sibgatullina
  • January 5, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

To Justify, Demonize, Normalize: Putin’s Language of War and Central Asian Neutrality

  • Emil Dzhuraev
  • December 23, 2022

Leave a Reply Cancel reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *

PONARS Eurasia
  • About
  • Membership
  • Policy Memos
  • Recommended
  • Events
Powered by narva.io

Permissions & Citation Guidelines

Input your search keywords and press Enter.