PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • Membership
      • All Members
      • Core Members
      • Collegium Members
      • Associate Members
      • About Membership
    • Ukraine Experts
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcasts
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Task Forces
    • Amplifying Voices of Europe, the Caucasus, and Central Asia (AVECCA)
    • Russia in a Changing Climate
    • Ukraine
  • Ukraine Experts
Contacts

Address
1957 E St NW,
Washington, DC 20052

adminponars@gwu.edu
202.994.5915

NEWSLETTER
Facebook
Twitter
YouTube
Podcast
PONARS Eurasia
PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • Membership
      • All Members
      • Core Members
      • Collegium Members
      • Associate Members
      • About Membership
    • Ukraine Experts
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcasts
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Task Forces
    • Amplifying Voices of Europe, the Caucasus, and Central Asia (AVECCA)
    • Russia in a Changing Climate
    • Ukraine
  • Ukraine Experts
DIGITAL RESOURCES
digital resources

Bookstore 📚

Knowledge Hub

Course Syllabi

Point & Counterpoint

Policy Perspectives

RECOMMENDED
  • Ukraine Task Force: Getting Ukraine Right: From Negotiations Trap to Victory

    View
  • Ensuring Genuine Results? A New Electoral Design in Uzbekistan

    View
  • Ukraine, Taiwan, and Macron’s “Strategic Autonomy”

    View
  • After Violence: Russia’s Beslan School Massacre and the Peace that Followed

    View
  • Ukraine’s Unnamed War: Before the Russian Invasion of 2022

    View
RSS PONARS Eurasia Podcast
  • The Putin-Xi Summit: What's New In Their Joint Communique ? February 23, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman speaks with Russian China experts Vita Spivak and Alexander Gabuev about the February meeting between Vladimir Putin and Xi Jinping, and what it may tell us about where the Russian-Chinese relationship is headed.
  • Exploring the Russian Courts' Ruling to Liquidate the Memorial Society January 28, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with scholars Kelly Smith and Benjamin Nathans about the history, achievements, and impending shutdown of the Memorial Society, Russia's oldest and most venerable civic organization, and what its imminent liquidation portends for the Russian civil society.
  • Russia's 2021 census and the Kremlin's nationalities policy [Lipman Series 2021] December 9, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with social scientist Andrey Shcherbak about the quality of the data collected in the recent population census and the goals of Vladimir Putin's government's nationalities policy
  • Active citizens of any kind are under threat [Lipman Series 2021] November 5, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Alexander Verkhovsky about the Kremlin's ever expanding toolkit against political and civic activists, journalists, and other dissidents.
  • Russia's Legislative Elections followup [Lipman Series 2021] October 4, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Tanya Lokot and Nikolay Petrov about the results of Russia’s legislative elections and about what comes next.
  • Why Is the Kremlin Nervous? [Lipman Series 2021] September 14, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Ben Noble and Nikolay Petrov about Russia’s September 17-19 legislative elections, repressive measures against electoral challengers, and whether to expect anything other than preordained results.
  • Vaccine Hesitancy in Russia, France, and the United States [Lipman Series 2021] August 31, 2021
    In this week's PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Denis Volkov, Naira Davlashyan, and Peter Slevin about why COVID-19 vaccination rates are still so low across the globe, comparing vaccine hesitant constituencies across Russia, France, and the United States.  
  • Is Russia Becoming More Soviet? [Lipman Series 2021] July 26, 2021
      In a new PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Maxim Trudolyubov about the current tightening of the Russian political sphere, asking whether or not it’s helpful to draw comparisons to the late Soviet period.
  • The Evolution of Russia's Political Regime [Lipman Series 2021] June 21, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Grigory Golosov and Henry Hale about the evolution of Russia's political regime, and what to expect in the lead-up to September's Duma elections.
  • Volodymyr Zelensky: Year Two [Lipman Series 2021] May 24, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Sergiy Kudelia and Georgiy Kasianov about Ukrainian President Zelensky's second year in office, and how he has handled the political turbulence of the past year.
  • Policy Memos | Аналитика

Пределы российской мягкой силы в Грузии

  • January 13, 2016
  • Andrey Makarychev

Российская мягкая сила в Грузии стала обязательным компонентом дискуссий о двухсторонних отношениях между этими странами. Западные комментарии полны мнениями о грядущей эрозии про-западного консенсуса в Грузии под воздействием усилий проевразийских организаций, Грузинской православной церкви (ГПЦ) и сторонников сближения с Россией в политической элите Грузии. Влияние России, согласно этому взгляду, растет параллельно бездействию Запада; некоторые аналитики полагают, что Запад будет не в состоянии существенно помочь Грузии в случае нового конфликта с Россией. Но при этом в самой Грузии существует большой скептицизм в отношении привлекательности России как альтернативе европейским и евроатлантическим институтам. В своем анализе я согласен с ограниченными возможностями мягкой силы России в Грузии, которая базируется на сходстве консервативных и религиозных дискурсов в обеих странах, а также на прагматизме определенной части грузинской политической элиты.

Логика российской мягкой силы в Грузии

Российская политика в отношении Грузии базируется на нескольких основаниях. В целом, Москва претендует на особую роль в соседних странах, особенно в тех, где существуют проблемы внутреннего сепаратизма.  Эти претензии следуют не только из статуса России как преемницы Советского Союза, но и из миротворческой роли, которую Россия играла в Кавказском регионе с начала 1990х годов, когда ни одна из международных организацией не была готова сыграть подобную роль в военном отношении. В 1997 году Евгений Примаков выступил посредником между тогдашним президентом Грузии Эдуардом Шеварднадзе и главой Абхазии Владиславом Ардзинбой, который согласился на развитие в рамках единого грузинского государства. Согласно Примакову, соглашение было сорвано из-за неуступчивой  позиции официального Тбилиси,  который настаивал на унитарной Грузии, что было неприемлемо для Абхазии. Помимо того, до 2008 года Россия – по крайней мере, формально – сохраняла санкции в отношении Абхазии. Кремль также сыграл важную роль в отстранении от власти главы Аджарии Аслана Абашидзе после его конфликта с Михаилом Саакашвили.

Политика РФ включает в себя и другие аргументы. Геополитические реалисты рассматривают Москву в качестве классического гегемона, мотивированного стремлением сохранить контроль над нестабильным Кавказом. Сторонники более нормативного подхода (например, депутат Госдумы Леонид Калашников) полагают, что у России нет существенных материальных интересов в Абхазии и Южной Осетии, которых она поддерживает преимущественно из соображений справедливости.

Реалистический и нормативный подходы объединяет отношение к Соглашению об Ассоциации, подписанному Грузией с ЕС, как к очередному шагу, маргинализирующему Россию в большой Европе. Действительно, Грузия – равно как Молдова и Украина – добились в своих отношениях с Брюсселем гораздо большего, чем Россия. Сама возможность того, что Грузия получает шанс для ускорения своего продвижения по пути европеизации, является раздражителем для российской дипломатии.

С точки зрения реализации потенциала мягкой силы следует отметить, что Россия не смогла превратить ни один из имеющихся в ее распоряжении аргументов (о миротворческой роли в урегулировании конфликтов и об отсутствии материальной заинтересованности) в последовательный нарратив, привлекательный для Грузии. Сильный акцент на несамостоятельности Грузии и влиянии на нее западных стран воспринимается в самой Грузии весьма критически и не добавляет очков России. С практической точки зрения, признание независимости Абхазии и Южной Осетии привело к ослаблению влияния Москвы на Тбилиси.

Политические ресурсы России

Как Россия осуществляет свое влияние на Грузию, и насколько эффективна эта политика?

Абхазия и Южная Осетия

Ситуация, связанная с этими сепаратистскими территориями, выглядит  очень противоречиво. С одной стороны, Москва отказывается признать себя стороной конфликта, и считает, что Тбилиси должен решать имеющиеся проблемы непосредственно с Цхинвали и Сухуми. С другой стороны, Москва хочет сохранить полный контроль над всеми аспектами коммуникации между Грузией и отделившимися территориями, подталкивая Тбилиси к непосредственному диалогу с Кремлем (а не с Вашингтоном или Брюсселем).

Российская сторона, несмотря на признание Абхазии и Южной Осетии, не отрицает гипотетической возможности разрешения проблемы территориальной целостности Грузии. Георгий Карасин, заместитель министра иностранных дел РФ, в одном из недавних интервью упомянул, что для Грузии важно убедить Абхазию и Южную Осетию в том, что жить в составе конфедеративного грузинского государства выгоднее, чем существовать самостоятельно. Похожие заявления делал и сам президент В. Путин. Однако они вряд ли работают на политическую капитализацию позиций России в Грузии, поскольку, хотя политическая цена российских предложений – членство Грузии в Евразийском Экономическом Союзе – может быть слишком высокой, чтобы рассматривать этот вариант всерьез.

Две братские церкви

Религиозная дипломатия активно используется в качестве важного компонента российского внешнеполитического инструментария. В отличие от Кремля, РПЦ – по крайней мере, на словах – отдает приоритет отношениям с Грузией по сравнению с отношениями с Абхазией и Южной Осетией. Русская православная церковь (РПЦ) поддерживает целостность канонической территории ГПЦ как из желания сохранить на нее влияние, так и из стремления заручиться ответной поддержкой ГПЦ в противоречивых вопросах, касающихся православия в Украине и церковного имущества в Эстонии.

В идеологическом плане РПЦ транслирует консервативную повестку дня, которая содержит сильный геополитический подтекст, состоящий в попытке удержать Грузию от более тесных связей с Западом. Интервью, проведенные в Тбилиси, показывают, что в грузинском политическом сообществе распространена мысль о том, что Москва сознательно манипулирует православием в (гео)политических целях.

Однако эта политика РФ осложняется тем обстоятельством, что ГПЦ является сложным и в значительной мере самостоятельным институтом с массой внутренних противоречий. Грузинские православные могут как поддерживать ассоциацию с ЕС, так и выражать просталинские симпатии. Грузинский патриарх Илия Второй критически настроен в отношении политики России в Абхазии и Южной Осетии, но в то же время встречался с байкерами из «Ночных волков», известных своими тесными связями с Кремлем.

Ключевой вопрос при этом состоит в том, являются ли пророссийские симпатии ГПЦ результатом мягкой силы Москвы, или частичным совпадением идеологических позиций двух православных церквей. Грузинские священники часто ссылаются на своих духовных учителей из России и копируют религиозные процедуры РПЦ; патриарх Илия Второй охарактеризовал В, Путина как мудрого правителя, делающего все для примирения России и Грузии. Однако существует очень мало свидетельств того, что РПЦ прямо влияет на ГПЦ и проводит последовательную политику в отношении Грузии.

Более того, руководство ГПЦ неоднократно предпринимало попытки дистанцироваться от РПЦ через заявления, позиционирующие Грузию в рамках западной системы ценностей. Представителей РПЦ не было на церемонии празднования 30-летия интронизации Илии Второго. Некоторые грузинские священники в интервью говорили о фактической поддержке со стороны РПЦ анти-иммиграционной кампании, затронувшей грузинскую диаспору в России. ГПЦ не поддержала политику Кремля в отношении Украины. В 2015 г. митрополит Николай заявил, что «произошедшее в Украине  случилось в нас в 1993 году, когда в Абхазии священник, который никогда не брал в руки оружия, был убит только за то, что представлял ГПЦ».        

Хотя РПЦ признала единство канонической территории Грузии, внутри ГПЦ существует скептицизм в отношении этой позиции. В 2013 г. ГПЦ обвинила РПЦ в освящении православных храмов на территории Абхазии. В 2015 г. Грузинский епископ Андриан Гвазава обратился к ЮНЕСКО с просьбой о контроле за состоянием церковных сооружений в регионах, в которых ГПЦ не может осуществлять свою пасторскую деятельность, что свидетельствует о недоверии в отношении политики РПЦ.

Адвокаты России

Некоторые грузинские фонды и неправительственные организации служат в качестве каналов коммуникации между двумя странами, восполняя таким образом дефицит официальных дипломатических контактов. Отправной точкой их дискурса является признание того, что использование Россией военной силы в августе 2008 года было вынужденным ответом на враждебные действия Тбилиси; соответственно, Грузия могла бы вернуть потерянные территории при условии прекращения анти-российской политики, чему способствовал уход с президентского поста М. Саакашвили. К этому добавляется  тезис о том, что Евразия представляет собой экономически растущий регион, который не сводится исключительно к России и который может стать связующим звеном между РФ и ЕС. Такую позицию, в частности, отстаивают «Общество Ираклия Второго» и «Евразийский выбор – Грузия»., организации, симпатизирующие как доктрине евразийства, так и концепции «русского мира». Они исходят из «естественной» зависимости Грузии от России; стратегия же европеизации в рамках этого дискурса воспринимается как красивая утопия.

Ограничения российской «мягкой силы»

Хотя по каждому из названных выше направлений Россия имеет шансы на использование «мягкой силы», это влияние встречает ряд ограничений. Во-первых, российская «мягкая сила» тесно переплетена с «жесткой силой» и фактически неотделима от нее. Например, передвижение демаркационной линии между Грузией и Южной Осетией на 2 км вглубь грузинской территории в июле 2015 года вызвало острую реакцию в грузинском обществе и радикализировало общественное мнение в отношении России, что усложнило тот фон, на котором осуществляется «мягкая сила». Россия инвестирует ресурсы в поддержание привлекательности своего политического имиджа в Грузии, однако эти усилия сходят на нет в силу постоянно сохраняющейся перспективы возврата к силовой политике.

Во-вторых, сама идея «мягкой силы» воспринимается некоторыми грузинскими экспертами как продолжение имперской политики контроля России над соседними территориями.  Благодаря этому Россия видится как страна, которая прагматически использует внутренние дебаты в Грузии и эксплуатирует нежелание Запада вступать в серьезную конфронтацию с Москвой.

В-третьих, с точки зрения обеспеченности ресурсами, профессионализма и развитости инфраструктуры, российская «мягкая сила» очевидно проигрывает европейским и американским государственным и негосударственным акторам, которые последовательно – хотя и не беспроблемно – развивают в Грузии стратегии институциональных, социальных и правовых реформ. Россия же работает преимущественно с теми группами в Грузии, которые имплицитно близки к российскому дискурсу – евроскептики, православные традиционалисты, адвокаты евразийства и пр.

Заключение

Российская «мягкая сила» является составной части политики безопасности России, и именно в таком качестве она и воспринимается в Грузии. Россия использует «мягкую силу» в стратегических целях своей региональной политики по делегитимации западных институтов, норм и практик, и убеждения грузинского общества в естественности роли России как главного гаранта региональной стабильности. В таком варианте «мягкая сила» направлена не на стимулирование перемен, а на получение политических преимуществ от евроскептических и консервативных настроений в грузинском обществе. Это и отличает российскую «мягкую силу» от западных аналогов, для которых транс-граничный трансфер знаний и управленческих практик надлежащего управления и развитие демократических свобод являются ключевыми компонентами.   

***

Статья написана по материалам серии интервью с грузинскими политическими, общественными и религиозным деятелями в июле – августе 2015 года в Тбилиси.

Memo #:
412
Series:
2
PDF:
Pepm412_rus_Makarychev_Jan2016.pdf
Related Topics
  • Абхазия
  • Грузия
  • Макарычев
  • Россия
  • Южная Осетия
Previous Article
  • In the News | Hовости

Обама пытается обеспечить хорошие условия для своего преемника

  • January 13, 2016
  • Ivan Kurilla
View
Next Article
  • Commentary | Комментарии

Here are the five things you need to know about the 2015 fighting season in Afghanistan

  • January 14, 2016
  • Jason Lyall
View
You May Also Like
View
  • Policy Memos | Аналитика

The Shanghai Cooperation Organization and Russia

  • Janko Šćepanović
  • May 15, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Tbilisi’s Transactional Foreign Policy Leads Georgians Astray

  • Kornely Kakachia and Bidzina Lebanidze
  • May 5, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Russia’s Administrators: The Weakest Link in a Crisis

  • Guzel Garifullina
  • April 25, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Ukrainians and Russians Are Not One People—But Perhaps Not for the Reasons You Think

  • Pål Kolstø
  • April 21, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Russian Protests Following the Invasion of Ukraine

  • Katerina Tertytchnaya
  • April 17, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Consolidating Values to Consolidate Power in Russia

  • Katie Stewart
  • April 10, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Russia’s Paramilitarization and its Consequences

  • Marlene Laruelle and Richard Arnold
  • April 3, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Exodus: Russian Repression and Social “Movement”

  • Laura Henry, Valerie Sperling and Lisa Sundstrom
  • March 24, 2023

Leave a Reply Cancel reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *

PONARS Eurasia
  • About
  • Membership
  • Policy Memos
  • Recommended
  • Events
Powered by narva.io

Permissions & Citation Guidelines

Input your search keywords and press Enter.