PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • Membership
      • All Members
      • Core Members
      • Collegium Members
      • Associate Members
      • About Membership
    • Ukraine Experts
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcasts
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Task Forces
    • Amplifying Voices of Europe, the Caucasus, and Central Asia (AVECCA)
    • Russia in a Changing Climate
    • Ukraine
  • Ukraine Experts
Contacts

Address
1957 E St NW,
Washington, DC 20052

adminponars@gwu.edu
202.994.5915

NEWSLETTER
Facebook
Twitter
YouTube
Podcast
PONARS Eurasia
PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • Membership
      • All Members
      • Core Members
      • Collegium Members
      • Associate Members
      • About Membership
    • Ukraine Experts
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcasts
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Task Forces
    • Amplifying Voices of Europe, the Caucasus, and Central Asia (AVECCA)
    • Russia in a Changing Climate
    • Ukraine
  • Ukraine Experts
DIGITAL RESOURCES
digital resources

Bookstore 📚

Knowledge Hub

Course Syllabi

Point & Counterpoint

Policy Perspectives

RECOMMENDED
  • Ukraine Task Force: Getting Ukraine Right: From Negotiations Trap to Victory

    View
  • Ensuring Genuine Results? A New Electoral Design in Uzbekistan

    View
  • Ukraine, Taiwan, and Macron’s “Strategic Autonomy”

    View
  • After Violence: Russia’s Beslan School Massacre and the Peace that Followed

    View
  • Ukraine’s Unnamed War: Before the Russian Invasion of 2022

    View
RSS PONARS Eurasia Podcast
  • The Putin-Xi Summit: What's New In Their Joint Communique ? February 23, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman speaks with Russian China experts Vita Spivak and Alexander Gabuev about the February meeting between Vladimir Putin and Xi Jinping, and what it may tell us about where the Russian-Chinese relationship is headed.
  • Exploring the Russian Courts' Ruling to Liquidate the Memorial Society January 28, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with scholars Kelly Smith and Benjamin Nathans about the history, achievements, and impending shutdown of the Memorial Society, Russia's oldest and most venerable civic organization, and what its imminent liquidation portends for the Russian civil society.
  • Russia's 2021 census and the Kremlin's nationalities policy [Lipman Series 2021] December 9, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with social scientist Andrey Shcherbak about the quality of the data collected in the recent population census and the goals of Vladimir Putin's government's nationalities policy
  • Active citizens of any kind are under threat [Lipman Series 2021] November 5, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Alexander Verkhovsky about the Kremlin's ever expanding toolkit against political and civic activists, journalists, and other dissidents.
  • Russia's Legislative Elections followup [Lipman Series 2021] October 4, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Tanya Lokot and Nikolay Petrov about the results of Russia’s legislative elections and about what comes next.
  • Why Is the Kremlin Nervous? [Lipman Series 2021] September 14, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Ben Noble and Nikolay Petrov about Russia’s September 17-19 legislative elections, repressive measures against electoral challengers, and whether to expect anything other than preordained results.
  • Vaccine Hesitancy in Russia, France, and the United States [Lipman Series 2021] August 31, 2021
    In this week's PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Denis Volkov, Naira Davlashyan, and Peter Slevin about why COVID-19 vaccination rates are still so low across the globe, comparing vaccine hesitant constituencies across Russia, France, and the United States.  
  • Is Russia Becoming More Soviet? [Lipman Series 2021] July 26, 2021
      In a new PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Maxim Trudolyubov about the current tightening of the Russian political sphere, asking whether or not it’s helpful to draw comparisons to the late Soviet period.
  • The Evolution of Russia's Political Regime [Lipman Series 2021] June 21, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Grigory Golosov and Henry Hale about the evolution of Russia's political regime, and what to expect in the lead-up to September's Duma elections.
  • Volodymyr Zelensky: Year Two [Lipman Series 2021] May 24, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Sergiy Kudelia and Georgiy Kasianov about Ukrainian President Zelensky's second year in office, and how he has handled the political turbulence of the past year.
  • Policy Memos | Аналитика

Методы противодействия радикализации в Центральной Азии: хороший, плохой, злой

  • October 17, 2016
  • George Gavrilis

В 2011 году четыре государства Центральной Азии подписали в Ашхабаде Совместный план действий, обязуясь сообща противостоять радикализму и терроризму в регионе. С тех пор у центрально-азиатских государств дела обстоят лучше, чем у многих других регионов мира, в предотвращении и пресечении терроризма; безусловно, недавние теракты в Бишкеке и Казахстане – это напоминание о том, как редки смертоносные теракты в Центральной Азии в сравнении с Европой, Ближним Востоком, Африкой и Соединенными Штатами. И все же большинство наблюдателей считают, что центрально-азиатские правительства плохо справляются с задачей противодействия растущей радикализации в регионе.

Власти Центральной Азии настаивают на том, что устойчивая антитеррористическая политика должна включать в себя участие местных сообществ и гражданских ассоциаций, но эта настойчивость редко сопровождается выдвижением целостных программ по предотвращению экстремизма, который может привести к насилию и терроризму. Это связано не столько со слабостью государства или нежеланием работать с сообществами, сколько с незнанием движущих сил и степени радикализации.

Центрально-азиатским чиновникам остаются неизвестны как радикальные движения на их собственных территориях, так и коренные причины, их порождающие. Эта лакуна в осведомленности важна для разработчиков политики, которые являются спонсорами программ по предотвращению радикализации в этом регионе (и за его пределами). Заполнение этой лакуны могло бы помочь им пересмотреть существующие проекты таким образом, чтобы усилить программы противодействия радикализации.

Хороший: Склонность к сотрудничеству

В последние годы государства Центральной Азии продемонстрировали больший интерес и готовность к сотрудничеству друг с другом в борьбе с терроризмом. В ноябре 2011 года представители Казахстана, Киргизии, Таджикистана и Туркменистана сошлись вместе в Ашхабаде, чтобы подписать Совместный план действий, основанный на Глобальной контртеррористической стратегии ООН. Принятию этого плана предшествовали месяцы встреч на высоком уровне, и подписавшие этот документ стороны согласились осуществить сорок мер, разработанных для предотвращения терроризма и воздействия на условия, способствующие распространению насильственного экстремизма.

Большое количество мер, предусмотренных планом, во многих отношениях нереалистично. Согласно одному из пунктов, подписавшие обязуются:

«В особенности нацелить наши национальные стратегии развития на молодежь, женщин, возвращающихся мигрантов и другие уязвимые группы населения путем реализации инициатив в области образования, устойчивого человеческого развития, социальной справедливости (в том числе борьбы с бедностью) и социальной интеграции в целях снижения их изоляции и уязвимости перед насильственным экстремизмом и вербовкой террористами».

Другой раздел поручает подписавшим

«вовлекать гражданское общество и научно-исследовательские институты в повышение осведомленности общественности о… национальных и региональных стратегиях борьбы с терроризмом, привлекать местных экспертов для содействия реализации Стратегии, получать отзывы через механизмы обратной связи об эффективности… политики борьбы с терроризмом, а также содействовать двустороннему обмену информацией с населением».

Эти и другие меры потребовали бы от государств Центральной Азии в конечном итоге пройти через серьезные преобразования их аппаратов принуждения, равно как и их социальной и экономической политики, и отношения к своим гражданам. Короче, это потребовало бы от них быть более похожими на европейские государства.

Хорошие новости заключаются в том, что центрально-азиатские государства теперь лучше связаны друг с другом и с международным сообществом в деле борьбы с терроризмом – не обращая внимания на благородные цели вышеизложенных мер. Даже Узбекистан, который не подписал Совместный план действий и предпочитает в одиночку решать проблемы безопасности, все же проводит многие меры этого плана.

Более важно, что после подписания плана центрально-азиатские власти пришли к пониманию того, что им нужно идти дальше, чем принятие жестких мер безопасности. В марте 2016 года на встрече высокого уровня, посвященной радикализации, ведущей к насильственному экстремизму, чиновники Центральной Азии признали, что требуется большее участие населения и общественных ассоциаций для предотвращения радикализации в регионе и дерадикализации тех, кто принял идеологию насильственного экстремизма.

Присутствовавший на встрече представитель Казахстана объяснил, что этот подход требует больше инициативы и активности в работе с сообществами и что «мы не можем просто выпускать буклеты» о зле терроризма. Чиновник из Кыргызстана говорил о том, как Генпрокуратура старается создать вебсайт с нарративами, полезными для борьбы с экстремистскими нарративами ИГИЛ, которые оно использует для вербовки в свои ряды молодых мужчин и женщин. В то же время центрально-азиатские официальные лица и представители негосударственных организаций, присутствовавшие на встрече, признали, что подобные меры пассивны и недостаточны: могут потребоваться месяцы, чтобы выработать язык и формат таких анти-экстремистских сообщений, тогда как для ИГИЛ производство еще более привлекательного пиаровского материала – это вопрос только часов. Встреча на высоком уровне закончилась согласием в том, что правительства и общества в Центральной Азии должны усилить сотрудничество с целью укрепления способности уязвимых сообществ противостоять радикализации.

Еще один показатель переосмысления борьбы с терроризмом в регионе – это План действий по предупреждению воинствующего экстремизма (ПВЭ), опубликованный Генеральным секретарем ООН в конце 2015 года. План действий побуждает все государства к развитию целостных стратегий по ПВЭ. План также призывает правительства понять, что их собственная политика может усилить радикализацию:

«Ничто не может служить оправданием воинствующего экстремизма, но мы должны также признать, что он не возникает в вакууме. Описания недовольства, фактическая или ощущаемая несправедливость, обещания предоставления более широких возможностей и осуществления радикальных преобразований становятся привлекательными в тех случаях, когда нарушаются права человека, игнорируются принципы благого управления и рушатся надежды».

В Центральной Азии ответ на план Генерального секретаря был приглушенным из-за того, что он сосредотачивает основное внимание на правах – власти не стали ни открыто отвергать, ни игнорировать ПВЭ. Похоже, что власти Центральной Азии настойчиво стремятся к расширению сотрудничества с населением и гражданскими ассоциациями, но в то же время избегают использовать язык прав человека.

Плохой: В потемках относительно радикализации

В Центральной Азии любой прогресс в принятии более целостного подхода к борьбе с терроризмом требует твердого понимания корней и степени радикализации в регионе. Однако исследований радикализации мало, они редко появляются и имеют несколько недостатков:

  1. они часто основаны на экстраполяции отрывочных данных, что ведет к противоречивым выводам;
  2. в отсутствие данных они сосредотачиваются на описании или анализе программ по борьбе с терроризмом;
  3. они более заинтересованы в спорах между собой, чем в обращении к коренным причинам явления.

Возьмем следующие исследования, проведенные по заказу международных организаций. Одно исследование, основанное на обширном опросе и фокус-группах в Таджикистане, представило в 2012 году статистику по восприятию людьми причин радикализации и по степени их знакомства с экстремистскими группами. Исследование показало, что люди склонны узнавать об экстремистских группах больше от друзей и родственников, чем от религиозных учреждений или в мечетях. Другое внутреннее исследование ООН, проведенное в Кыргызстане в 2015 году, предупреждало о свободном строительстве мечетей в Ошской области и отмечало отсутствие религиозной и теологической компетентности в правоохранительных органах. В то время как первое исследование недооценивало роль религии, второе приписывало религиозным местам центральную роль в процессах радикализации.

Больше исследований сосредотачивается на правительственных программах борьбы с радикализацией и их шансах на успех. Тогда как некоторые исследования основаны на тщательном изучении вопроса и в высокой степени аналитичны – как, например, серия статей Ноа Такера об официальных мерах по борьбе с нарративами и идеологией структур насильственного экстремизма, опубликованная Программой изучения Центральной Азии, – все же большинство публикаций в конечном итоге обходят стороной вопрос о том, как глубока и широка радикализация в регионе. Более того, похоже, что ученые и эксперты больше заинтересованы в разоблачении недобросовестности исследований друг друга, чем в предоставлении лучших баз данных. Один из последних подобных примеров – длинная критика Хезершо и Монтгомери докладов Международной кризисной группы (МКГ), озаглавленная «Миф о постсоветской радикализации в республиках Центральной Азии». Хезершо и Монтгомери атакуют серию утверждений: что исламизация и радикализация это одно и то же, что авторитаризм и бедность приводят к радикализации и что нелегальные мусульманские группы обязательно радикальны. Они критикуют исследования радикализации за использование недостаточных и ненадежных данных и за то, что они придают большое значение отдельным происшествиям. Хотя и побуждающие к размышлениям, они не оставляют нас с альтернативной картиной, показывающей, где начинается и заканчивается радикализация в регионе.

Недостаток надежных данных и знания порождает серьезную проблему для политики: несмотря на то, что центрально-азиатские официальные лица превозносят достоинства целостной стратегии, в отсутствие надежных данных они скатываются к тому, что им лучше знакомо. Например, они продолжают оказывать предпочтение жестким контртеррористическим мерам для наказания и предотвращения терроризма, а не более широким мерам, способными остановить или замедлить поток радикализации. Власти Таджикистана особенно агрессивно использовали полицию и прокуратуру с целью заключить в тюрьму людей, которых они маркировали как радикалов и которые включали членов ненасильственных оппозиционных групп. За первую четверть 2016 года таджикские чиновники сообщили о множестве террористических и связанных с экстремизмом преступлений, их число превысило показатели за весь прошлый год ‑ тенденция, которая, похоже, приходится более на усиление охранных мероприятий и жестких мер, чем на рост насильственного экстремизма. Это происходит несмотря на многолетние попытки Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) помочь Таджикистану выработать комплексную стратегию борьбы с радикализацией и терроризмом. Один из недавних докладов ОБСЕ критикует проект стратегии за то, что он выстроен слишком «сверху-вниз», слишком сосредоточен на репрессиях и нарушает свободу религии и ассоциаций.

При всей правильности обвинений Таджикистана в применении тяжелой руки, все же международное сообщество и международные организации должны разделить ответственность за подталкивание Таджикистана к принятию мер, которые требуют серьезного изменения его институтов и которые работают в отсутствие ясной теории о движущих силах радикализации. Когда представителя ОБСЕ спросили, почему молодежь Таджикистана особенно уязвима для радикализации, его ответ был всеохватывающим, включив в себя безработицу, бедность, трудовую миграцию, недостаток доступа к религии, плохое религиозное образование, идеологический вакуум, ощущение отсутствия возможностей для будущего и нехватку социальной активности. Эти условия легко могут служить описанием для большой доли молодежи как в развивающемся, так и в развитом мире, и все же бельгийские мусульмане в 15 раз чаще, чем таджикские граждане, едут воевать в Сирию и Ирак как иностранные террористы.

Имея дело со множеством недоказанных возможных причин радикализации, центрально-азиатские власти склоняются к простым мерам. Например, многие страны продолжают сильно вкладываться в религиозное измерение насильственного экстремизма, они используют религиозных лидеров для борьбы с нарративами ИГИЛ, несмотря на свидетельства, указывающие на неэффективность религиозных лидеров в этой роли. Как объяснил Скотт Этрэн на брифинге ООН, посвященном иностранным террористам-боевикам, в ноябре 2015 года, радикализация редко происходит в мечетях, и у 80% иностранных террористов-боевиков нет религиозного образования. Трудно сказать, что могут сделать имамы и религиозные лидеры для предотвращения радикализации, особенно если ее источником не является религия. В Кыргызстане при реализации программ по борьбе с радикализацией это наблюдают на собственном тяжелом опыте: инвестиции в распространение умеренных религиозных сообщений приносят мало отдачи. Как объяснил мне один лидер НГО, который тесно сотрудничает с государственными организациями, в интернете видео с молодыми религиозными лидерами, цитирующими Коран и распространяющими умеренные сообщения, с трудом набрали 500 просмотров, тогда как на их производство были потрачены месяцы и существенные деньги.

Злой (или отвратительный): просто потратить

Международные организации и государства-спонсоры, увлекшись идеей борьбы с радикализацией, бросились тратить миллионы долларов, чтобы побудить центрально-азиатские государства применять более комплексные, превентивные подходы в деле противодействия радикализации и терроризму. К сожалению, эти международные программы были неэффективны, они соперничали друг с другом и были даже контрпродуктивны.

Европейский Союз несколько лет финансирует программы ООН в Центральной Азии, которые были разработаны с целью осуществления различных мер, предусмотренных Ашхабадской декларацией. Эти программы были не более, чем разрозненными дискуссионными клубами, где религиозные лидеры, представители СМИ и пограничных служб обсуждали, что они могут сделать для продвижения региональных программ по борьбе с терроризмом. Религиозные лидеры приняли участие в семинарах, они предсказуемо высказались о необходимости защитить ислам от манипуляций со стороны воинствующих экстремистов; представители СМИ были собраны вместе на два дня квази-тренинга, призванного научить их, как лучше сообщать о терроризме; представители служб пограничного контроля приняли участие в отдельном мероприятии, где они без всякой связи с борьбой с терроризмом обрисовали трудности управления границами.

Результатом этих мероприятий стали многословные отчеты, наполненные самоочевидными утверждениями и рекомендациями, и отсутствие каких-либо последующих шагов. Не сильно отличалось прошедшее в 2016 году в Алма-Аты мероприятие по распознаванию радикализации и реагированию на нее. Чиновник ООН, ответственный за проведение мероприятия, сказал мне: «Не будем амбициозны. Нам нужно хорошо поставленное мероприятие, куда люди придут, скажут приятные вещи и разойдутся по домам». Такое безразличие является особенно вопиющим в то время, когда европейские налогоплательщики, страдающие от крупных терактов на своей собственной земле, могли бы найти у себя дома лучшее применение средствам, выделяемым для борьбы с терроризмом.

Отладка подходов

В Центральной Азии есть подлинный интерес к более комплексному подходу в борьбе с терроризмом. Однако подход, который был предложен ООН или западными донорами, не обязательно будет избран. Россия и Китай стали более активно вовлекаться в региональные дела и предлагают Центральной Азии другие схемы борьбы с насильственным экстремизмом. Китайские официальные лица говорят об успехе своей модели в подавлении терактов в Синьцзяне. Хотя они описывают свой подход как имеющий глубокую связь с общественностью, на самом деле он по большей части заключается в наводнении обществ полицейскими силами. Содружество Независимых государств (СНГ) предлагает для государств-участников многообещающий, ориентированный на молодежь подход по борьбе с радикализацией посредством своего Антитеррористического Центра, но в самой Российской Федерации мягкие меры эры Медведева уже давно вытеснены широким применением президентом Владимиром Путиным полиции и судебной системы, равно как и полувоенных методов в таких приграничных районах, как Северный Кавказ. Как объясняет эксперт МКГ, эти методы сразу дали результат, сократив количество террористических инцидентов на 50%, однако они угрожают увеличить недовольство и социальную радикализацию, что может привести к намного большему насилию в длительной перспективе.

Центрально-азиатские чиновники более вероятно соблазнятся теми стратегиями, которые немедленно предотвращают или снижают количество террористических инцидентов, чем долгосрочными программами, которые требуют болезненных реформ и таких типов социального взаимодействия, которые этих чиновников не вполне устраивают. Все же есть надежда, она заключается в том, что занимающие выгодные позиции, высокопоставленные чиновники и технократы, похоже, убеждены в необходимости превентивного подхода. Чтобы эта точка зрения возобладала, международное сообщество, особенно ООН и западные доноры, должны предпринять несколько мер:

  • Вовлечь Россию, СНГ, Китай и Шанхайскую Организацию Сотрудничества (ШОС) в борьбу с радикализацией, а не только в контртеррористические мероприятия. Возможно Россия и Китай не найдут вполне привлекательными подходы ООН и таких западных участников, как Соединенные Штаты, ЕС и ОБСЕ. Все же было бы полезно заручиться согласием России и Китая придерживаться принципа «не навреди» по отношению к недавно практиковавшимся подходам, когда они будут действовать по своему собственному плану.
  • Финансировать исследования причин и степени радикализации в Центральной Азии и обеспечить перевод исследований на английский и русский, чтобы они могли достичь всех лиц, принимающих решение по данным вопросам. Эти исследования должны сконцентрироваться на получении и анализе надежных данных, показывающих динамику процессов региональной радикализации, а не на спорах о терминах.
  • Найти целевые и рабочие группы в каждой стране для осуществления отдельных, основанных на фактических данных элементов стратегии по ПВЭ – вместо тех раздутых семинаров, в которых доминировали международные чиновники, читавшие лекции и дискутировавшие с центрально-азиатскими представителями.

Подобные меры могут в значительной степени способствовать заполнению лакун в осведомленности о процессах радикализации в Центральной Азии и привести к более координированной и эффективной реализации программ по ПВЭ и борьбе с терроризмом. Без такого знания эти программы упустят возможность максимально использовать шанс развить в регионе сотрудничество в важном деле.

 

Memo #:
442
Series:
2
PDF:
Pepm442_rus_Gavrilis_Oct2016.pdf
Related Topics
  • Гаврилис
  • Казахстан
  • Киргизия
  • радикализация
  • Таджикистан
  • Туркменистан
  • Узбекистан
  • Центральная Азия
Previous Article
  • Policy Memos | Аналитика

Реструктуризация сырьевых экономик Каспийского региона: Слишком мало, слишком поздно?

  • October 17, 2016
  • Natalie Koch
View
Next Article
  • Commentary | Комментарии

Will Russia join the OPEC decision to limit oil output?

  • October 17, 2016
  • Stanislav Tkachenko
View
You May Also Like
View
  • Policy Memos | Аналитика

The Shanghai Cooperation Organization and Russia

  • Janko Šćepanović
  • May 15, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Tbilisi’s Transactional Foreign Policy Leads Georgians Astray

  • Kornely Kakachia and Bidzina Lebanidze
  • May 5, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Russia’s Administrators: The Weakest Link in a Crisis

  • Guzel Garifullina
  • April 25, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Ukrainians and Russians Are Not One People—But Perhaps Not for the Reasons You Think

  • Pål Kolstø
  • April 21, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Russian Protests Following the Invasion of Ukraine

  • Katerina Tertytchnaya
  • April 17, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Consolidating Values to Consolidate Power in Russia

  • Katie Stewart
  • April 10, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Russia’s Paramilitarization and its Consequences

  • Marlene Laruelle and Richard Arnold
  • April 3, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Exodus: Russian Repression and Social “Movement”

  • Laura Henry, Valerie Sperling and Lisa Sundstrom
  • March 24, 2023

Leave a Reply Cancel reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *

PONARS Eurasia
  • About
  • Membership
  • Policy Memos
  • Recommended
  • Events
Powered by narva.io

Permissions & Citation Guidelines

Input your search keywords and press Enter.