PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • Membership
      • All Members
      • Core Members
      • Collegium Members
      • Associate Members
      • About Membership
    • Ukraine Experts
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcasts
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Ukraine Experts
Contacts

Address
1957 E St NW,
Washington, DC 20052

adminponars@gwu.edu
202.994.5915

NEWSLETTER
Facebook
Twitter
YouTube
Podcast
PONARS Eurasia
PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • Membership
      • All Members
      • Core Members
      • Collegium Members
      • Associate Members
      • About Membership
    • Ukraine Experts
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcasts
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Ukraine Experts
DIGITAL RESOURCES
digital resources

Bookstore 📚

Knowledge Hub

Course Syllabi

Point & Counterpoint

Policy Perspectives

RECOMMENDED
  • The Russia Program at GW (IERES)

    View
  • The Evolving Concerns of Russians after the Invasion | New Voices on Eurasia with Sasha de Vogel (March 9)

    View
  • PONARS Eurasia Spring Policy Conference (March 3)

    View
  • Ukrainathon 2023 (Feb. 24-25)

    View
  • How Putin has shrugged off unprecedented economic sanctions over Russia’s war in Ukraine – for now

    View
RSS PONARS Eurasia Podcast
  • The Putin-Xi Summit: What's New In Their Joint Communique ? February 23, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman speaks with Russian China experts Vita Spivak and Alexander Gabuev about the February meeting between Vladimir Putin and Xi Jinping, and what it may tell us about where the Russian-Chinese relationship is headed.
  • Exploring the Russian Courts' Ruling to Liquidate the Memorial Society January 28, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with scholars Kelly Smith and Benjamin Nathans about the history, achievements, and impending shutdown of the Memorial Society, Russia's oldest and most venerable civic organization, and what its imminent liquidation portends for the Russian civil society.
  • Russia's 2021 census and the Kremlin's nationalities policy [Lipman Series 2021] December 9, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with social scientist Andrey Shcherbak about the quality of the data collected in the recent population census and the goals of Vladimir Putin's government's nationalities policy
  • Active citizens of any kind are under threat [Lipman Series 2021] November 5, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Alexander Verkhovsky about the Kremlin's ever expanding toolkit against political and civic activists, journalists, and other dissidents.
  • Russia's Legislative Elections followup [Lipman Series 2021] October 4, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Tanya Lokot and Nikolay Petrov about the results of Russia’s legislative elections and about what comes next.
  • Why Is the Kremlin Nervous? [Lipman Series 2021] September 14, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Ben Noble and Nikolay Petrov about Russia’s September 17-19 legislative elections, repressive measures against electoral challengers, and whether to expect anything other than preordained results.
  • Vaccine Hesitancy in Russia, France, and the United States [Lipman Series 2021] August 31, 2021
    In this week's PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Denis Volkov, Naira Davlashyan, and Peter Slevin about why COVID-19 vaccination rates are still so low across the globe, comparing vaccine hesitant constituencies across Russia, France, and the United States.  
  • Is Russia Becoming More Soviet? [Lipman Series 2021] July 26, 2021
      In a new PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Maxim Trudolyubov about the current tightening of the Russian political sphere, asking whether or not it’s helpful to draw comparisons to the late Soviet period.
  • The Evolution of Russia's Political Regime [Lipman Series 2021] June 21, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Grigory Golosov and Henry Hale about the evolution of Russia's political regime, and what to expect in the lead-up to September's Duma elections.
  • Volodymyr Zelensky: Year Two [Lipman Series 2021] May 24, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Sergiy Kudelia and Georgiy Kasianov about Ukrainian President Zelensky's second year in office, and how he has handled the political turbulence of the past year.
  • Policy Memos | Аналитика

Новый взгляд на исламизм: Может ли он стать фактором демократизации в Центральной Азии?

  • February 19, 2014
  • Marlene Laruelle

В настоящей аналитической записке рассматривается старая парадигма исламизма и демократизации в Центральной Азии, а также новые площадки для обсуждения. Она основывается на трех гипотезах:

  1. В регионе происходит смена поколений, что открывает возможности по новому сформулировать место ислама в обществе;
  2. Эти новые возможности в большинстве своем предполагают расширение роли ислама, который при этом рассматривается как альтернативная идеология пост-советскому консенсусу, все еще царящему в регионе, либо как общественная практика, соперничающая с нормами и ценностями правящего режима;
  3. Эти новые формы исламизма и их сторонники, скорее всего, будут призваны сыграть важную роль в грядущем идеологическом разнообразии общественной жизни Центральной Азии.

Исламизм и демократия: старый спор, новый контекст?

Политические и научные споры относительно роли исламизма в деле демократизации обществ, в которых мусульмане составляют большинство, имеют давнюю традицию, которая уходит своими корнями в 60-е годы прошлого века –  во времена, когда на Ближнем Востоке развернулась большая полемика между арабскими националистами социалистической ориентации и исламистами. В 80-е годы, после Исламской революции в Иране и последующего взлета идеологии джихада, эти споры возобновились. Очевидно, что «Арабская весна» 2011 г. стала мощной инъекцией, вернувшей эти дебаты к жизни, особенно после того, как в 2013 г. исламские правительства Туниса и Египта, как и было неоднократно предсказано, упустили свой шанс создать консенсус среди тех, кто поддержал их в борьбе против предшествовавших светских авторитарных режимов.

Как можно определить исламизм? Исламизм – это политическая идеология; цель ее сторонников – заполучить власть в свои руки; однако методы взятия власти могут быть разными: от демократической конкуренции на выборах до насильственного захвата. В отличие от джихадистов-интернационалистов, которые не признают государственных границ, большинство исламистов принимают национальные государства, а их ссылки на глобальный халифат являются столь же риторическими рассуждениями, сколь и разговоры об универсальных ценностях в христианской культуре. Они, конечно же, выступают за придание исламу официального статуса в государстве, но степень исламизации государственных учреждений может сильно колебаться: от все еще в основном светской Турции, где во главе государства стоит премьер-министр Реджеп Тайип Эрдоган, до таких стран как Саудовская Аравия, где в основе законодательства лежит шариат.

В данной статье я использую термин «исламизм» не в смысле буквальной трактовки Корана или навязывания религиозных норм в сфере политической жизни, но в качестве идеологии, которая основывается на вполне идентифицируемых действующих лицах, со своими социальными нишами и нормами, способных сформулировать ее на уровне теоретических доводов.

Центральная Азия: от демократического исламо-национализма до анти-либерального салафизма?

В Центральной Азии спор относительно взаимоотношений между исламизмом и демократизацией не нов. С момент своего возникновения в нелегальных условиях в 1973 г. Партия исламского возрождения СССР была мусульманским вариантом диссидентства. В годы Перестройки многие политические движения исламо-националистического толка объединили свои усилия с либерально-демократическими группировками в деле борьбы с советским режимом и аппаратчиками, которые унаследовали власть в момент достижения независимости: «Партия исламского возрождения Таджикистана» (ПИВТ) приняла участие в гражданской войне на стороне партий либерального толка, таких как «Лали Бадахшан»; в Узбекистане «Бирлик» и «Эрк» сотрудничали с прозападными группировками, выступавшими против Ислама Каримова; тогда как в Казахстане «Азат» и «Алаш» до своей ликвидации были союзниками с другими силами анти-назарбаевской оппозиции, в том числе и с русским этническим меньшинством, компартией, зелеными и движением пенсионеров. Таджикский пример остается образцовым: даже сегодня, несмотря на ослабление ПИВТ как извне (в результате давления со стороны режима Эмомали Рахмона), так и изнутри (вследствие раздоров с представителями более радикальных тенденций), ПИВТ продолжает оставаться важным элементом политической жизни Таджикистана, в результате чего политика властей здесь более либеральна, чем в Узбекистане, Туркменистане и даже в Казахстане.

В нулевые годы парадигма исламизма и демократизации, казалось, полностью исчезла в Центральной Азии: политическое разнообразие было сведено к минимуму во всех странах, за исключением Киргизстана, где политические силы выражают себя скорее в этническом аспекте, нежели религиозном. Обсуждение проблем исламского радикализма в СМИ умело манипулируется режимом и в его основу берется только один пример – союз «Исламского  движения Узбекистана» (ИДУ) с «Талибан» и позднее – с «Аль-Кайдой». Эта тема доминирует в статьях политических аналитиков и даже присутствует в академических работах.

Однако внутренняя эволюция центрально-азиатских обществ вынуждает нас вернуться к обсуждению отношений между исламизмом и демократизацией. В течение первых двух десятилетий независимого существования здесь сложились три основных тенденций в исламе. Первой является официальный ислам, он представлен религиозной верхушкой Духовного управления, а также имамами и муфтиями рангом ниже. Их нельзя назвать исламистами, они защищают modus vivendi со светским государством, контролирующим духовную власть более-менее авторитарным путем.

Им противостоят сторонники исламизма как альтернативы официальному исламу, которые могут быть разделены на две основные категории. Первая – это лица, получившие образование между 60-ми и 80-ми годами прошлого века. Порой они связаны с суфийскими традициями, но чаще всего их вдохновляют не-ханафитские учения, и особенно – ханбализм. Представители этой тенденции составляют ядро исламо-националистических партий, созданных в годы Перестройки. Они пытались участвовать в политической жизни ранних 90-х годов, предлагая альтернативные модели будущего. Большинство их лидеров либо находится в ссылке, либо же они были ликвидированы во второй половине 90-х и начале нулевых годов.

Другая категория сформировалась в годы независимости, ее представляют сторонники учений салафитского толка, выступающие за буквальное прочтение Корана, ре-исламизацию общества снизу и за интернациональную версию ислама. Большинство представителей этой тенденции учились заграницей в крупнейших исламских учебных заведениях, таких как Аль-Азхар в Каире или же суннитских университетах в иранских городах Мешхед и Захедан, побывали в главных центрах реформистского прозелитского движения «Джамааат Таблиг» в Дели, Деобанде и Лакхнау, либо в Пакистане и Малайзии. Эти группировки поддерживают тесные связи с мусульманскими прозелитскими движениями, активность которых заметно возрастает: с «Джамааат Таблиг» и «Ахмадия» на индийском субконтиненте, с «Сулейманчи» в Турции, с салафистскими группировками в России (либо с волжско-уральского региона, либо с Северного Кавказа), а также с «Хизб ут-Тахрир». К этой же категории относятся и группировки, выступающие за насильственный джихад, но они весьма малочисленны.

Новый центрально-азиатский исламизм как признак демократизации?

Это раздвоение усложняет анализ, поскольку оно почти автоматически предполагает переход от исламо-национализма 90-х годов к более интернациональному салафизму нулевых годов, тогда как на самом деле идеологический спектр гораздо более разнообразен и переход от одного сегмента к другому непрост. Прежде чем ее члены стали переходить в джихадизм, ИДУ (изначально называвшееся «Адолат»), ставило перед собой исламо-националистические цели. Сохраняющаяся легитимность этого движения в Узбекистане явно более связана с его исламо-националистическим наследием, нежели союзом с талибами, поскольку никто в Центральной Азии не рассматривает «Талибан» как образец для подражания. «Хизб-ут-Тахрир», несмотря на свою интернационалистскую риторику, также глубоко уходит своими корнями в национальные проблемы, и отнюдь не причастна к международным вопросам.

Но более важно то, что призма раздвоения не позволяет увидеть возникновение третьей волны исламского движения. Хотя исследований, поддерживающих этот тезис все еще очень мало, их можно разделить на две основные тенденции.

Нео-исламский национализм

Нео-исламский национализм возник среди десятков тысяч молодых выпускников турецких школ и колледжей в Центральной Азии, где они были ознакомлены с умеренным исламизмом движения «Нурджу», а также среди молодежных группировок, уделяющих особое внимание национальному вопросу, которые особенно заметны в Казахстане, Киргизстане и Узбекистане. Последние не всегда объединены в ассоциации с официальным статусом, скорее, речь идет о молодежных форумах, которые существуют в интернете, социальных сетях и блогосфере.

На идеологическом уровне нео-исламский национализм сочетает элементы этнического национализма (гордость за свою этническую группу, критика прав, которыми государство наделяет меньшинства, недовольство «интернационализированной» элитой, отвержение России как колониальной державы, мифологизация исторического прошлого своего народа, а также трактовка как прошлых событий в истории своей страны, так и сегодняшнего дня, через призму теории заговоров) и исламизма (государственная поддержка растущей роли ислама в обществе, а также критика светских ценностей элиты, которые способствуют ее коррупции). Он отличается от салафизма тем, что призывает к поддержке ислама государством, тесно привязан к национальной идентичности и привержен идее «возрождения традиций», а не возвращению к мифической изначальной чистоте ислама. Однако его идеологические границы гибки: существуют светские националистические движения, рассматриваются также и пантюркистские идеи, а отношение к Западу может быть как положительным (либеральные взгляды в области экономики или политики), так и отрицательным.

На социальном уровне этот исламо-национализм свойствен в основном представителям нового немногочисленно среднего класса, получившим образование в ПТУ, технических институтах и сельских ВУЗах, занятых в частном секторе (предприниматели, а также служащие крупных компаний с юридическим или техническим образованием) либо мелким представителям власти (учителя, преподаватели провинциальный ВУЗов, чиновникам местного или областного уровня).

Стихийное исламское движение среди низов общества

Под этим нечетким термином я понимаю два (хотя и относительно разные) движения, которые, тем не менее, объединены двумя общими элементами: критикой неэффективности государства, порожденной его светским характером, а также особым вниманием к проблемам правосудия на местном уровне. 

К первой группе относятся предприниматели, выступающие в роли религиозных покровителей: они выделяют деньги на мечети и медресе (религиозные школы) и не скрывают своих исламских убеждений (при том, что в идеологическом аспекте эти убеждения могут существенно расходиться). В 2005 г. эти люди оказались в центре внимания СМИ, когда в Андижане произошло восстание, вызванное репрессиями против сообщества «Акромия», предпринимательской ассоциации, исповедовавшей принципы исламской солидарности, которая заручилась немалой популярностью в народе, а также существенными финансовыми средствами, не имея при  этом никакого отношения к власти. В Казахстане влиятельным исламским деятелем является бывший лидер мусульманской партии «Ак Орда» Кайрат Сатыбалды. Он предлагает свою протекцию любому сообществу исламских предпринимателей. Модель исламских предпринимательских ассоциаций стала распространяться в Центральной Азии, ее характер меняется от страны к стране (она может быть подпольной или официально заявленной), но всех их объединяет идея того, что экономический успех идет рука об руку с набожностью и благотворительностью в рамках своей общины. В отличие от исламо-национализма, салафизм оказывает большее влияние на эти группировки.

Во-вторых, в регионе бурно развивается исламское  гражданское общество, которое формируется на основе общественных кампаний, порожденных проблемами, возникшими на местном уровне. Целью активистов исламского гражданского общества является решение конкретных вопросов: защита прав собственности и жилищный вопрос в городских и сельских условиях, услуги филантропического характера для бедных, медицинское обслуживание стариков и детей, урегулирование общинных или семейных конфликтов, а также проведение кампаний в защиту прав женщин в рамках исламского права. Такие группы доказывают совместимость исламских ценностей с верховенством закона в государстве и призывают к гражданской активности, соблюдающей гармонию исламских ценностей. Главным образом, они активны в Казахстане и Киргизстане, где, в отличие от других стран региона, имеется большее пространство для такого рода деятельности.

Можно также отметить робкие попытки трансформации этой активности на низовом уровне  в средство политической борьбы. К примеру, в Киргизстане бывший омбудсмен и депутат парламента, а также президент небольшой демократической партии «Эркин» Турсунбай Бакир Уулу и предприниматель Нурлан Матуев создали сначала Съезд мусульман Киргизстана, а затем – Союз истинных мусульман Киргизстана. Оба призвали к экономическому развитию в рамках канонов ислама путем усиления борьбы с коррупцией и морального очищения общественной жизни. Среди представителей центрально-азиатских диаспор, осевших в России, в частности – киргизской и таджикской, ряд предпринимателей, стремящихся превратить свой экономический успех в политический потенциал, также, похоже, апеллируют к избирателям-исламистам.

Влияние этих двух тенденций на дискуссию по вопросу исламизм-демократизация в Центральной Азии

Во-первых, заявления в пользу государственной поддержки ислама как национальной и государственной идеологии являются на сегодняшний день практически единственными заявлениями политического характера в Центральной Азии – фактически деидеологизированном регионе. Подрывая нынешний modus vivendi отношений между государством и религией, унаследованный от советской власти, эти движения создают новую дискуссионную площадку по вопросу о взаимоотношениях общества и государства, а также о легитимности или нелегитимности нынешних режимов. Они вносят свой вклад в дело демократизации способствуя разнообразию озвученных доводов.

Во-вторых, эти новые игроки на поле исламизма являются рядовыми гражданами, а не профессиональными политиками или исламистами. Они занимают профессиональные ниши, многие из которых возникли в период перехода к рыночной экономике 90-х годов. Они порождают альтернативный источник доходов и зачастую ставят под вопрос пост-советский консенсус по поводу методов распределения общественной ренты. Они воплощают собой экономическое и социальное разнообразие центрально-азиатского общества.

В-третьих, обе тенденции свидетельствуют о том, что в регионе идет процесс идеологической эволюции, обусловленный сменой поколений. Исламо-национализм, увязка между экономическим успехом, набожностью и моральным консерватизмом; а также вопрос о социальной справедливости и подотчетности гражданам – являются элементами новой данности, которые более нельзя игнорировать. В поисках новой политической легитимности будущие режимы Казахстана и Узбекистана, а также, по другим причинам, Киргизстана и Таджикистана – будут учитывать эти новые факторы и общественное влияние новых действующих лиц.

Эти исламистские факторы, какую форму они бы ни приняли (политических партий, намеревающихся прийти к власти, или чего-то иного) будут способствовать большей демократизации центрально-азиатского общества. Поэтому дускуссия об «исламизме и демократии» выиграла бы, если бы вышла за рамки тупикового направления, сосредоточенного на наследии ИДУ и на опасности насильственного захвата власти салафистскими радикалами. Вместо этого обсуждение следует перевести на темы, более близкие повседневному исламизму, который оказывает все большее влияние на центрально-азиатскую молодежь.

Memo #:
298
Series:
2
PDF:
Pepm_298_rus_Laruelle_Sept2013.pdf
Related Topics
  • Лярюэль
  • ПОНАРС
  • религия
  • Центральная Азия
Previous Article
  • Policy Memos | Аналитика

Ukraine’s Long Road to European Integration

  • February 18, 2014
  • Olexiy Haran
View
Next Article
  • Policy Memos | Аналитика

Russia’s Policy on International Interventions: Principle or Realpolitik?

  • February 19, 2014
  • Yulia Nikitina
View
You May Also Like
View
  • Policy Memos | Аналитика

The Ukrainian Resistance Movement in the Occupied Territories

  • Yuriy Matsiyevsky
  • March 20, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Using Russian Prisoners to Fight in Ukraine: Legal or Illegal?

  • Alexander N. Sukharenko
  • March 14, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Ramzan Kadyrov’s Gamble in Ukraine: Keeping Chechnya Under Control While Competing for Federal Power

  • Jean-François Ratelle
  • March 13, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

The Risk of Protest Won’t Stop Election Manipulation: Implications for Democracy Assistance

  • Cole Harvey
  • March 6, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Ukraine’s Current Counterintelligence Capabilities

  • Eli C. Kaul
  • March 1, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

The Evolving Concerns of Russians After the Invasion of Ukraine: Evaluating Appeals to the Presidential Administration

  • Sasha de Vogel
  • February 27, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Russia’s Invasion of Ukraine and Weaponization of the “Humanitarian Space”

  • Lance Davies
  • February 24, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

How Reliable Are Polls In Wartime Ukraine?

  • Kit Rickard, Gerard Toal, Kristin M. Bakke and John O’Loughlin
  • February 15, 2023

Leave a Reply Cancel reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *

PONARS Eurasia
  • About
  • Membership
  • Policy Memos
  • Recommended
  • Events
Powered by narva.io

Permissions & Citation Guidelines

Input your search keywords and press Enter.