PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • Membership
      • All Members
      • Core Members
      • Collegium Members
      • Associate Members
      • About Membership
    • Ukraine Experts
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcasts
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Ukraine Experts
Contacts

Address
1957 E St NW,
Washington, DC 20052

adminponars@gwu.edu
202.994.5915

NEWSLETTER
Facebook
Twitter
YouTube
Podcast
PONARS Eurasia
PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • Membership
      • All Members
      • Core Members
      • Collegium Members
      • Associate Members
      • About Membership
    • Ukraine Experts
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcasts
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Ukraine Experts
DIGITAL RESOURCES
digital resources

Bookstore 📚

Knowledge Hub

Course Syllabi

Point & Counterpoint

Policy Perspectives

RECOMMENDED
  • Conflicts in the North Caucasus Since 1991 | PONARS Eurasia Online Academy

    View
  • Will Ukraine Wind Up Making Territorial Concessions to Russia? Foreign Affairs Asks the Experts

    View
  • Pro-Kremlin Propaganda’s Failure in Ukraine | New Voices on Eurasia with Aaron Erlich (Jan. 19)

    View
  • Kyiv-Washington Relations in Times of Colossal War: The Ultimate Test of a Strategic Partnership

    View
  • Russia’s war in Ukraine threatens students daily and forces teachers to improvise

    View
RSS PONARS Eurasia Podcast
  • The Putin-Xi Summit: What's New In Their Joint Communique ? February 23, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman speaks with Russian China experts Vita Spivak and Alexander Gabuev about the February meeting between Vladimir Putin and Xi Jinping, and what it may tell us about where the Russian-Chinese relationship is headed.
  • Exploring the Russian Courts' Ruling to Liquidate the Memorial Society January 28, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with scholars Kelly Smith and Benjamin Nathans about the history, achievements, and impending shutdown of the Memorial Society, Russia's oldest and most venerable civic organization, and what its imminent liquidation portends for the Russian civil society.
  • Russia's 2021 census and the Kremlin's nationalities policy [Lipman Series 2021] December 9, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with social scientist Andrey Shcherbak about the quality of the data collected in the recent population census and the goals of Vladimir Putin's government's nationalities policy
  • Active citizens of any kind are under threat [Lipman Series 2021] November 5, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Alexander Verkhovsky about the Kremlin's ever expanding toolkit against political and civic activists, journalists, and other dissidents.
  • Russia's Legislative Elections followup [Lipman Series 2021] October 4, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Tanya Lokot and Nikolay Petrov about the results of Russia’s legislative elections and about what comes next.
  • Why Is the Kremlin Nervous? [Lipman Series 2021] September 14, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Ben Noble and Nikolay Petrov about Russia’s September 17-19 legislative elections, repressive measures against electoral challengers, and whether to expect anything other than preordained results.
  • Vaccine Hesitancy in Russia, France, and the United States [Lipman Series 2021] August 31, 2021
    In this week's PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Denis Volkov, Naira Davlashyan, and Peter Slevin about why COVID-19 vaccination rates are still so low across the globe, comparing vaccine hesitant constituencies across Russia, France, and the United States.  
  • Is Russia Becoming More Soviet? [Lipman Series 2021] July 26, 2021
      In a new PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Maxim Trudolyubov about the current tightening of the Russian political sphere, asking whether or not it’s helpful to draw comparisons to the late Soviet period.
  • The Evolution of Russia's Political Regime [Lipman Series 2021] June 21, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Grigory Golosov and Henry Hale about the evolution of Russia's political regime, and what to expect in the lead-up to September's Duma elections.
  • Volodymyr Zelensky: Year Two [Lipman Series 2021] May 24, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Sergiy Kudelia and Georgiy Kasianov about Ukrainian President Zelensky's second year in office, and how he has handled the political turbulence of the past year.
  • Policy Memos | Аналитика

Преувеличивая угрозу «выплескивания»: Почему вывод войск НАТО из Афганистана не представляет угрозу для Центральной Азии

  • February 28, 2014
  • Scott Radnitz

В то время как война в Афганистане затухает, для США наступил критический момент необходимости сформировать свою политику в Центральной Азии. Начиная с 1991 г. В течение десятилетия упор в основном делался на проблемы переходного периода, то есть на поддержку экономических и политических реформ. С конца же 2001 г. политика Вашингтона в отношении региона вращалась вокруг глобальной войны с терроризмом, в ходе которой внутренние проблемы были подчинены вопросам безопасности. Благодаря предстоящему уходу НАТО из Афганистана и вероятному закрытию последней американской военной базы в Центральной Азии, 2014 г. обозначит конец второй фазы политики США. Что произойдет дальше? Потенциальные векторы будущей американской политики в Центральной Азии уже ясны, отражаясь в двух основных стратегических образах региона: «Новый шелковый путь» (НШП) и «выплескивание».

К настоящему времени НШП привлекает больше внимания, ибо данным концептом чаще оперируют в политических кругах (по крайней мере, с 2006 г.) в предвидении нового регионального порядка без глобальной войны с терроризмом, в котором Россия, Китай и, в меньшей степени, Иран (последний в большей степени, чем исламские экстремисты) являются первоочередной угрозой интересам США в регионе. НШП означает сеть торговли, открытые границы и улучшенную инфраструктуру, простирающуюся от Казахстана до Индии. Все это должно стимулировать самоподдерживающуюся динамику потепления межгосударственных отношений, совместного процветания и, возможно когда-нибудь, улучшения качества государственного управления.[1] Данный концепт заключает в себе сильный геополитический компонент, поскольку крупнейшие торговые партнеры региона – Россия и Китай – остаются за пределами этой сети, в то время как Афганистан (который мало что производит для стран Центральной Азии кроме наркотиков и который имеет маленький внутренний рынок) рассматривается в качестве неотъемлемой части проекта. Если попытаться определить подоплеку проекта, возникает подозрение, что НШП предназначен больше для того, чтобы облегчить реализацию интересов США по сохранению стабильности в Афганистане и уменьшению влияния местных гегемонов, чем для того, чтобы помочь политической трансформации или экономическому развитию Центральной Азии.[2] Такой подход, однако, представляет собой редкую, оптимистическую (вопреки фактам) точку зрения применительно к региону, потенциал которого часто недооценивается.

«Выплескивание», напротив, является худшим сценарием, который требует тщательного планирования уже лишь для того, чтобы предотвратить катастрофу. Данный сценарий предполагает цепную реакцию, которая начнется с ухода НАТО из Афганистана с 2014 г. и активизации гражданской войны между слабым правительством Афганистана и восстанавливающимся «Талибаном». Афганистан становится полигоном для мятежников; боевики-исламисты и беженцы из зон военных действий устремляются через границы; некоторые из них оказываются в Центральной Азии – регионе, который страдает от репрессивных и коррумпированных правительств и проблем, испытываемых ущемленными гражданами. Благодаря этому афганский хаос поражает Центральную Азию, оставляя на своем пути несостоявшиеся государства, вспышки насилия и экстремизма.

Сценарий «выплескивания» представляет собой противоположность НШП. В то время как в рамках последнего Афганистан видится источником возможностей (покупателем центральноазиатского электричества и транзитной страной для поставок нефти и газа), в контексте сценария «выплескивания» эта страна рассматривается в качестве источника экстремизма и анархии. НШП усматривает в границах препятствие для торговли и делает акцент на выгодах трансграничного обмена, тогда как концепция «выплескивания» подразумевает, что границы являются необходимой и нуждающейся в дальнейшем усилении защитой от вторжений. Наконец, в то время как НШП рассматривает возможности использования естественных и человеческих ресурсов Центральной Азии на благо всего региона, вариант «выплескивания» акцентирует внимание на источниках нестабильности, а правящие режимы представляются столь слабыми, что негативное влияние Афганистана может привести к их крушению.

Учитывая, что НШП уже критиковался в других работах, в то время как концепция «выплескивания» не подвергалась развернутому анализу, именно последней будет посвящена оставшаяся часть настоящей статьи. Почему обаяние этого нарратива столь пленительно? Почему он является ущербным? Каким образом политики могут использовать различные предположения для того, чтобы подготовиться не к самому радужному или к самому катастрофическому, а к наиболее вероятному сценарию? 

Притягательность катастрофического сценария

Идея «выплескивания» имеет своих сторонников в нескольких лагерях. На самом деле, она является не только американским восприятием ситуации: российские и центральноазиатские политики даже чаще развивают ту же самую тему. В случае с Россией предполагаемый сценарий «выплескивания» создает предлог для символического подтверждения своего доминирования в регионе, которое, по мнению некоторых, было серьезно подорвано американским военным присутствием в Юго-Западной Азии. Поэтому Россия заинтересована в акцентировании идеи новой угрозы для обоснования своей роли гаранта безопасности центральноазиатских государств. Это дает России возможность развивать Коллективные силы оперативного реагирования Организации договора о коллективной безопасности, включающей в себя также Казахстан, Киргизию и Таджикистан.[3] Кроме того, это помогает России обосновать свое продолжающееся военное присутствие в последних двух государствах.

Лидеры стран Центральной Азии также имеют свой интерес к подчеркиванию потенциальной угрозы, исходящей из Афганистана. Они последовательно апеллируют к двум клише, которые уходят своими корнями вглубь короткой истории независимых государств региона. Первое из них: «нам угрожают, и поэтому мы нуждаемся в помощи», – играет инструментальную роль для получения помощи в сфере безопасности от внерегиональных держав; оно призывает продолжать такую помощь даже тогда, когда военное присутствие США подойдет к концу.[4] Второе: «все плохое приходит из-за рубежа», – помогает отвлекать внимание от проблем внутреннего управления, оправдывая репрессии против оппонентов местных режимов, связывая их с внешними угрозами. В частности, произошедшие в 1990 г. в Киргизии беспорядки в Ошской области объяснялись заговором КГБ с целью удержать республику в зависимости от Москвы; в 2010 г. в развязывании насилия обвинили таджикских наемников[5]; а вина за произошедшую в Узбекистане в 2005 г. расправу над протестующими в Андижане возлагалась на Киргизию, Таджикистан, Хизб ут-Тахрир и Аль-Каиду.[6]

Эти два тезиса, несмотря на свою тенденциозность, совпадают с бюрократическими интересами США. Работа бюрократии из ведомств, деятельность которых связана с внешней политикой, организована таким образом, чтобы чиновники могли сотрудничать со своими партнерами в других государствах на равноправной основе и предполагает наличие общих интересов, которые, в данном случае, включают поддержание стабильности в Центральной Азии. Американские чиновники не слишком много выиграют с профессиональной точки зрения, рассуждая: «не способствуют ли действия их партнеров подрыву стабильности вместо ее укрепления», –  или озвучивая подозрения относительно того, что политики преувеличивают угрозы лишь ради получения финансовой выгоды.

Более того, те программы, которые проистекают из нарратива «выплескивания», служат не только бюрократическим, но также и политическим интересам. Такие технические программы, как содействие укреплению пограничной безопасности и военной подготовки соответствуют мировоззрению, в рамках которого «благонамеренные» государства защищаются от своих «вероломных» противников. Поскольку связанные с вопросами обороны программы не требуют политических уступок от руководителей государства, как это бывает в случаях с другими внешнеполитическими инструментами (такими как продвижение демократии), они могут преподноситься как успешные эпизоды в отношениях, которые в остальном являются напряженными.

Сценарий «выплескивания» также импонирует кругам, ответственным за стратегическое планирование, поскольку выступает в роли шаблона, объясняющего сложную региональную динамику. Если отталкиваться от географической близости Афганистана, распространение хаоса за его пределы поверхностно выглядит правдоподобным. Наконец, Афганистан и страны постсоветской Центральной Азии имеют общую религиозную идентичность и близки друг другу в языковом и культурном планах, кроме того, все они являются слабыми и коррумпированными государствами. Однако поверхностные допущения, сделанные на основе изучения карты, не учитывают важные исторические, политические и культурные факторы, которые, как выясняется после более внимательного анализа, затрудняют воплощение в жизнь нарратива «выплескивания».

Изъяны сценария «выплескивания»

Во-первых, разрушение государственности не распространяется подобно вирусу между организмами. На самом деле, распространение зависит от восприимчивости соседних государств. Недавно возникли опасения относительно того, что Сахельский регион Африки может быть вовлечен в состояние войны в результате нестабильности в Ливии. В качестве доказательства некоторые приводили пример взятия исламистами под контроль северной части Мали. Однако Мали страдала от нестабильности сама по себе: восстание туарегов сочеталось со слабостью режима, конфликтовавшего с политизированной армией. Напротив, Алжир, имевший стабильный режим на протяжении 15 лет, перенес восстания в соседних государствах и потенциальную угрозу распространения на свою территорию активности боевиков. Захват газоперерабатывающего завода в январе 2013 г. является единственным исключением, подтверждающим правило.

В Центральной Азии у власти находятся репрессивные режимы, однако государства региона не сталкиваются с продолжительными повстанческими действиями и не обладают источниками для набора добровольцев потенциальными агитаторами боевиков. За исключением Киргизии, в Центральной Азии нет серьезной борьбы за власть с 1994 г. (имеются в виду события в Таджикистане), армии находятся под гражданским контролем, а режимы имеют возможность закрыть границу в том случае, если у них возникнут причины сделать это.[7] Лишь правительство Таджикистана не в состоянии контролировать регионы, и может считаться исключением, однако там имеется естественная граница (горы Памира), которая препятствует широкомасштабным вторжениям из Афганистана.

Второй изъян в нарративе «выплескивания» заключается в преувеличении способности 100-тысячного контингента войск НАТО охранять границу, будто бы сдерживающего поток боевиков, фигурально выражаясь, пальцем в плотине. Если бы боевики стремились подорвать центральноазиатские режимы, они бы могли сделать это сейчас, подобно тысячам тех, кто пробрался в Ирак в период американской оккупации, несмотря на усилия войск США по охране границы.[8] Войска НАТО разбросаны по стране, подавляющее большинство из них находится на юге и востоке; таким образом, 2014-й год не является некоей магической датой, после которой соседи Афганистана неожиданно окажутся в уязвимом положении. Если бы талибы устремились через Амударью, мы получили бы этому достоверное подтверждение сейчас, однако этого не происходит. И даже в том маловероятном случае, если «Талибан» возьмет власть в Афганистане, он сочтет более вероятной мишенью Пакистан с его длинной и проницаемой границей, возможностью воспользоваться личными и семейными связями и армией, ведущей жестокую, но безуспешную кампанию со связанными с «Талибаном» группами.

Третья ошибка в рассматриваемом нарративе заключается в допущении, что этническая и (поверхностная) религиозная близость поможет распространению экстремизма. Однако Центральная Азия не испытывает большого влечения ни к идеологии «Талибана», ни к самому Афганистану. Во времена гражданской войны в Афганистане (1992-96) и правления талибов жители Центральной Азии не пытались импортировать идеологию движения «Талибан», а внутренние репрессии в отношении исламистов не привели к дальнейшей радикализации населения. Ранее в 1980-х моджахедам не удалось заставить советских солдат из региона дезертировать или присоединиться к делу джихада против СССР. Сейчас жители Центральной Азии, может быть, и недовольны своими правительствами, однако их вряд ли вдохновит кровавая гражданская война по соседству с ними. Напротив, призрак анархии с последующим восстановлением суровых исламских законов в стиле «Талибана» лишь дискредитирует центральноазиатских исламистов и усилит поддержку светских диктаторов – зло, к которому люди уже привыкли.

Проблемы начинаются дома

На самом деле, угроза стабильности в Центральной Азии действительно существует, однако исходит она изнутри. По сравнению с 1990-ми годами, позиции центральноазиатских режимов сегодня более прочны, они лучше защищены от общества, но при этом менее легитимны, ибо «отцы-основатели» этих республик сейчас воспринимаются скорее в качестве алчных властителей, нежели героев. Все это уменьшает вероятность исходящего извне эффекта «выплескивания», но увеличивает риск обострения внутренних вызовов. Чтобы заглянуть в мрачное будущее, обусловленное внутренними тенденциями, достаточно лишь вспомнить этническое насилие в Киргизии или вооруженную борьбу по поводу маршрутов наркотрафика в Таджикистане. Если худший сценарий станет явью, Афганистан может сыграть роль приюта для беженцев или стать плацдармом для участников боевых действий гражданской войны в какой-либо центральноазиатской стране, как это уже было в период гражданской войны в Таджикистане. Если в такого рода события окажутся вовлеченными некоторые элементы афганского общества, то результат можно будет охарактеризовать скорее как «втягивание», нежели как «выплескивание».

Соединенные Штаты заинтересованы в том, чтобы предотвратить подобное развитие событий. Это лучше всего достигается не путем сдерживания воображаемых угроз, исходящих из Афганистана, а посредством усилий, призванных остановить разрушение государственности, ведущее к катастрофическим последствиям во время правления элит второго поколения после обретения государством независимости (как это испытали на себе некоторые африканские государства). Высокую отдачу от инвестиций могут принести обычные программы развития человеческого капитала, нужные для того, чтобы обеспечить появление компетентных кадров, способных руководить государством после ухода первого поколения профессионалов, получивших образование в советский период. Это потребовало бы обмена в области образования, программ подготовки и упора на улучшение качества образовательных учреждений. Аналогично, гуманитарная помощь и развитие инфраструктуры могут предназначаться для решения долгосрочных вопросов, связанных с человеческим и материальным капиталом, не обязательно при этом усиливая нелегитимные режимы. В более общем смысле, здоровая доля скептицизма относительно своекорыстных заявлений центральноазиатских режимов могла бы способствовать переадресации скудных средств финансовой помощи с упрощенного решения краткосрочных проблем к более продолжительным программам, которые имеют дело с серьезными долгосрочными вызовами, а именно с вызовами, проистекающими из банальной расплаты за плохое управление, а не связанных с химерой зарубежного исламизма.



[1] См.: S. Frederick Starr, ed., “The New Silk Roads Transport and Trade in Greater Central Asia,” Central Asia-Caucasus Institute & Silk Road Studies Program, 2007.

[2] Richard A. Boucher, “U.S. Policy in Central Asia: Balancing Priorities (Part II),” Statement to the House International Relations Committee Subcommittee on the Middle East and Central Asia, April 26, 2006.

[3] “CSTO to assist in stability efforts of Afghan authorities,” Voice of Russia, May 28, 2013 (http://english.ruvr.ru/news/2013_05_28/CSTO-to-assist-in-stability-efforts-of-Afghan-authorities/).

[4] Например, как заявил президент Узбекистана Ислам Каримов: “У нас есть серьезная озабоченность, что с выводом войск … (и вряд ли это можно отрицать) террористическая, экстремистская деятельность, наркотрафик, их объемы и масштабы, во-первых, увеличатся, а во-вторых, сама по себе террористическая, экстремистская деятельность не сможет остаться только в рамках Афганистана – она выплеснется за пределы Афганистана.” “Визит в Узбекистан,” 4 июня 2012, (http://kremlin.ru/news/15548).

[5] “Kyrgyzstan: Ferghana.Ru sources confirm the involvement of Tajik contractors in the Osh massacre,” fergananews.com, June 15, 2010 (http://enews.fergananews.com/news.php?id=1739&mode=snews).

[6] Erica Marat, “Karimov Accuses Kyrgyzstan of Assisting Terrorists,” Eurasia Daily Monitor, September 20, 2005 (http://www.jamestown.org/single/?no_cache=1&tx_ttnews[tt_news]=30874#.Ues0Dm37ZaE); “Uzbekistan Presses Information Cleansing Campaign on Andijan Events,” September 12, 2005 (http://www.eurasianet.org/departments/insight/articles/eav091205.shtml).

[7] “Kazakh-Kyrgyz Border Remains Closed, Despite Nazarbaev Promise,” RFE-RL, May 6, 2010 (http://www.rferl.org/content/KazakhKyrgyz_Border_Remains_Closed_Despite_Nazarbaev_Promise/2033942.html).

[8] Jim Garamone, “Border Police Take on Mission of Securing Iraq's Frontier,” defense.gov, May 7, 2006 (http://www.defense.gov/News/NewsArticle.aspx?ID=15842).

 

Memo #:
301
Series:
2
PDF:
Pepm_301_rus_Radnitz_Sept2013.pdf
Related Topics
  • ПОНАРС
  • Радниц
  • Центральная Азия
Previous Article
  • In the News | Hовости

Ukraine in Context: What Happens When Authoritarians Fall

  • February 28, 2014
  • Sergiy Kudelia
View
Next Article
  • In the News | Hовости

Why Ukraine is still not (yet) Russia

  • February 28, 2014
  • Samuel Greene
View
You May Also Like
View
  • Policy Memos | Аналитика

National Security in Local Hands? How Local Authorities Contribute to Ukraine’s Resilience

  • Oleksandra Keudel and Oksana Huss
  • January 25, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Silence Matters: Self-Censorship and War in Russia

  • Guzel Yusupova
  • January 19, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Ethnic Variation in Support for Putin and the Invasion of Ukraine

  • Kyle L. Marquardt
  • January 12, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Russian Political Exiles: The Challenges of Forging an Anti-War Movement

  • Gulnaz Sibgatullina
  • January 5, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

To Justify, Demonize, Normalize: Putin’s Language of War and Central Asian Neutrality

  • Emil Dzhuraev
  • December 23, 2022
View
  • Policy Memos | Аналитика

All Fraud Is Not Created Equal: Recent Electoral Manipulation Practices are Less Likely to Incite Public Ire

  • Hannah Chapman
  • December 19, 2022
View
  • Policy Memos | Аналитика

Abkhazia and South Ossetia: Second-Order Effects of the Russia-Ukraine War

  • Sufian Zhemukhov
  • December 19, 2022
View
  • Policy Memos | Аналитика

The Russian Migration to Georgia: Threats or Opportunities?

  • Kornely Kakachia and Salome Kandelaki
  • December 19, 2022

Leave a Reply Cancel reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *

PONARS Eurasia
  • About
  • Membership
  • Policy Memos
  • Recommended
  • Events
Powered by narva.io

Permissions & Citation Guidelines

Input your search keywords and press Enter.