PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • Membership
      • All Members
      • Core Members
      • Collegium Members
      • Associate Members
      • About Membership
    • Ukraine Experts
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcasts
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Task Forces
    • Amplifying Voices of Europe, the Caucasus, and Central Asia (AVECCA)
    • Russia in a Changing Climate
    • Ukraine
  • Ukraine Experts
Contacts

Address
1957 E St NW,
Washington, DC 20052

adminponars@gwu.edu
202.994.5915

NEWSLETTER
Facebook
Twitter
YouTube
Podcast
PONARS Eurasia
PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • Membership
      • All Members
      • Core Members
      • Collegium Members
      • Associate Members
      • About Membership
    • Ukraine Experts
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcasts
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Task Forces
    • Amplifying Voices of Europe, the Caucasus, and Central Asia (AVECCA)
    • Russia in a Changing Climate
    • Ukraine
  • Ukraine Experts
DIGITAL RESOURCES
digital resources

Bookstore 📚

Knowledge Hub

Course Syllabi

Point & Counterpoint

Policy Perspectives

RECOMMENDED
  • Ukraine Task Force: Getting Ukraine Right: From Negotiations Trap to Victory

    View
  • Ensuring Genuine Results? A New Electoral Design in Uzbekistan

    View
  • Ukraine, Taiwan, and Macron’s “Strategic Autonomy”

    View
  • After Violence: Russia’s Beslan School Massacre and the Peace that Followed

    View
  • Ukraine’s Unnamed War: Before the Russian Invasion of 2022

    View
RSS PONARS Eurasia Podcast
  • The Putin-Xi Summit: What's New In Their Joint Communique ? February 23, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman speaks with Russian China experts Vita Spivak and Alexander Gabuev about the February meeting between Vladimir Putin and Xi Jinping, and what it may tell us about where the Russian-Chinese relationship is headed.
  • Exploring the Russian Courts' Ruling to Liquidate the Memorial Society January 28, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with scholars Kelly Smith and Benjamin Nathans about the history, achievements, and impending shutdown of the Memorial Society, Russia's oldest and most venerable civic organization, and what its imminent liquidation portends for the Russian civil society.
  • Russia's 2021 census and the Kremlin's nationalities policy [Lipman Series 2021] December 9, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with social scientist Andrey Shcherbak about the quality of the data collected in the recent population census and the goals of Vladimir Putin's government's nationalities policy
  • Active citizens of any kind are under threat [Lipman Series 2021] November 5, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Alexander Verkhovsky about the Kremlin's ever expanding toolkit against political and civic activists, journalists, and other dissidents.
  • Russia's Legislative Elections followup [Lipman Series 2021] October 4, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Tanya Lokot and Nikolay Petrov about the results of Russia’s legislative elections and about what comes next.
  • Why Is the Kremlin Nervous? [Lipman Series 2021] September 14, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Ben Noble and Nikolay Petrov about Russia’s September 17-19 legislative elections, repressive measures against electoral challengers, and whether to expect anything other than preordained results.
  • Vaccine Hesitancy in Russia, France, and the United States [Lipman Series 2021] August 31, 2021
    In this week's PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Denis Volkov, Naira Davlashyan, and Peter Slevin about why COVID-19 vaccination rates are still so low across the globe, comparing vaccine hesitant constituencies across Russia, France, and the United States.  
  • Is Russia Becoming More Soviet? [Lipman Series 2021] July 26, 2021
      In a new PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Maxim Trudolyubov about the current tightening of the Russian political sphere, asking whether or not it’s helpful to draw comparisons to the late Soviet period.
  • The Evolution of Russia's Political Regime [Lipman Series 2021] June 21, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Grigory Golosov and Henry Hale about the evolution of Russia's political regime, and what to expect in the lead-up to September's Duma elections.
  • Volodymyr Zelensky: Year Two [Lipman Series 2021] May 24, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Sergiy Kudelia and Georgiy Kasianov about Ukrainian President Zelensky's second year in office, and how he has handled the political turbulence of the past year.
  • Policy Memos | Аналитика

Почему Центральная Азия более стабильна, чем Восточная Европа: Внутренние последствия геополитического фактора

  • October 21, 2015
  • George Gavrilis

В начале 1990-х гг. ученые, журналисты и политические наблюдатели пророчили только что возникшим государствам Центральной Азии развал и хаос. 20  с лишним лет спустя как в столицах, так и на окраинных территориях этих государств царит относительная стабильность, причем это относится даже к Таджикистану, на территории которого когда-то бушевала гражданская война. Между тем в Восточной Европе имеется множество замороженных и горячих конфликтов, а лидеры восточноевропейских государств могут лишь позавидовать безмятежному правлению своих центральноазиатских визави. 

Центральная Азия, за исключением склонного к революциям Кыргызстана, выглядит более стабильной, чем Восточная Европа по целому ряду показателей: долгожительство ее лидеров, отсутствие гражданских и сепаратистских конфликтов, а также низкая частотность социальных протестов. Стабильность во многом определяется тем, как правители принуждают население к подчинению, кооптируют потенциальных соперников и собирают налоги, которые помогают им удерживать власть. Правящие элиты центральноазитатских государств активно отслеживали беспорядки в Восточной Европе, на Кавказе, в Иране, а с некоторых пор – и на Ближнем Востоке, вырабатывая при этом меры, рассчитанные на пресечение такого рода вызовов своей власти в зачатке.

В настоящей аналитической записке я намереваюсь рассмотреть еще один фактор – геополитическую составляющую. В целом центральноазиатские правители оказались более искусными в деле нейтрализации дестабилизирующего эффекта геополитического соперничества. Но, возможно, более существенным фактором является то, что важные внешнеполитические решения сначала принимаются ими за закрытыми дверями, а затем подаются общественности своих стран как проявления мудрой стратегии.

Украинские же и молдавские лидеры, в отличие от своих центральноазиатских  коллег, не смогли справиться с разнонаправленными силами геополитического притяжения, под воздействие которых попали их страны, углубили социальный раскол по вопросу о том, в каком направлении следует им дальше идти, и способствовали росту мобилизации в противостоящих лагерях, добивающихся проведения в жизнь своего видения развития страны. Конфликт в Украине и события на Евромайдане являются лишь последними проявлениями такого раскола. В будущем их будет еще немало.

Внутренне бремя внешней политики

Внешнеполитические решения имеют значение для внутриполитической жизни, и такое значение возрастает, когда эти решения радикально изменяют геополитическое и национальное пространство. В этом отношении как страны Центральной Азии, так и Восточной Европы сталкиваются с постоянным стратегическим выбором: переметнуться ли им в лагерь Запада, оставаться в кильватере России, либо выйти на более нейтральную тропу «своего собственного пути». Как утверждает Айше Зараколь в своей книге «После поражения: как Восток научился уживаться с Западом», решение, определяющее ответ на вопрос о том, где находится подлинное место страны – на Востоке или на Западе, может  вызвать крайне эмоциональную реакцию в обществе. В иных случаях такого рода решения могут отразиться на судьбе экономических элит. Профессор Азербайджанской дипломатической академии Анар Валиев показывает, что азербайджанские олигархи предпочли бы сохранять дистанцию с Евроазиатским экономическим союзом из опасения конкуренции со стороны своих российских коллег, тогда как партнерство с Европейским союзом выглядит менее обременительным.

Учитывая внутреннюю реакцию на внешнеполитические решения лидеры полудемократических и полуавторитарных государств сталкиваются с двойной дилеммой. С одной стороны им нужно проводить свой внешнеполитический курс, а с другой – не допустить, чтобы эта политика вызвала бы негативную реакцию дома, которая поставила бы под угрозу выживание лидеров. Казахстан и Таджикистан в Центральной Азии и Украина с Молдовой в Восточной Европе представляют противоположные варианты реакции, с которой сталкиваются лидеры этих стран в случае принятия того  или иного решения в сфере внешней политики.

Что общего между Таджикистаном и Казахстаном

За два с лишним десятилетия президент Казахстана Нурсултан Назарбаев утвердился в роли искусного эквилибриста во внешней политике, балансируя между противодействующими силами давления со стороны России, Китая и США, принимая участие в работе западных и незападных международных организаций, таких как Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), Евроазиатский экономический союз (ЕАЭС) и Шанхайская организация сотрудничества. Александр Кули своей книге «Великие игры, местные правила» подчеркивает, что благодаря искусной назарбаевской дипломатии Казахстан сумел «подать себя внешнему миру как геополитический перекресток множественных идентичностей и влияний, что, как гласит часто цитируемая здесь поговорка, «счастье – это множество трубопроводов».  Но, отчасти, эта эквилибристика стала возможной благодаря тому, что основные внешнеполитические решения, впрочем как и решения внутриполитического характера, принимаются на самом верху исполнительной власти. Эти решения потом закрепляются посредством хорошо финансируемого механизма государственного патронажа, следящего за тем, чтобы ключевые деловые и политические интересы страны вписывались в проводимый политический курс.

В результате Казахстану удалось избежать бурной ответной реакции внутри страны на основные  внешнеполитические решения, среди которых – вступление в ЕАЭЗ и продажа Китаю национальной территории. И хотя в Казахстане имели место протестные выступления, порожденные внутриполитическими проблемами, реакция на непопулярные внешнеполитические решения ограничивалась лишь тихим ворчанием. Например, членство в ЕАЭЗ привело к тому, что казахстанским предпринимателям пришлось конкурировать с российским бизнесом, но до тех пор, пока патронажные механизмы в Казахстане продолжают хорошо финансироваться, власть может позволить себе купить согласие бизнеса.  Как объяснила сотрудник университета КИМЭП Наргис Касенова, «публичное обсуждение было очень коротким… все прошло невероятно быстро. У нас даже не было времени на то, чтобы должным образом обсудить все это. Собственно говоря, обсуждение не очень-то и поощрялось. Это теперь, уже постфактум, мы проводим множество конференций на тему евразийской интеграции».

Аналогичное искусство эквилибристики демонстрирует в Таджикистане правительство Эмомали Рахмона. Но если в Казахстане смысл многовекторной внешней политики сводится к укреплению стабильности и продвижению образа страны как геополитического моста, то в Таджикистане такая политика продиктована экономическими нуждами. Уже давно таджикские власти пытаются заполучить как можно больше экономической помощи от любой страны-донора, а по возможности – от всех вместе, не допуская при этом возникновения в обществе вопросов относительно способности правительства защитить национальные интересы и безопасность от соседних Узбекистана и Афганистана.[1]

Это непростое искусство, даже если учесть, что Рахмону удалось закрепить свою власть во всей стране. Одним из ключевых вопросов внешней политики является потенциальное вступление Таджистана в ЕАЭЗ. Правительство Рахмона официально сообщило, что изучает вопрос о затратах и выгодах, связанных с  вступлением страны в ЕАЭЗ, но на самом деле издержки членства серьезно сдерживают продвижение Таджикистана в этом направлении. Членство в ЕАЭЗ предполагает более тесные связи с Россией и  ограничение пространства для маневра в силу геополитических интересов Москвы. К примеру, будучи членом ЕАЭЗ  Таджикистан практически не сможет отказаться от предложения разместить российские войска на границе с Афганистаном.

Опрос общественного мнения, проведенный в начале 2015 г., показал, что 72 процента таджиков поддерживают вступление своей страны в ЕАЭЗ (при том, что этот показатель отражает некоторое снижение энтузиазма, связанное с конфликтом в Украине). В этом контексте правительству приходится выбирать: либо, пойдя навстречу пожеланиям народа вступить в в ЕАЭЗ и тем самым сократить пространство Таджикистана для маневра, либо отложить это решение в долгий ящик, что вызовет народное осуждение.  Многие таджики полагают, что вступление в ЕАЭЗ откроет для них неограниченный доступ на российский рынок, но не все понимают, что это приведет к наводнению их страны российскими товарами и увеличением роли России в вопросах безопасности. Но, каким бы ни было решение по вопросу о членстве в ЕАЭЗ, шансы на то, что народные массы проявят активную позицию по внешнеполитической проблеме, невелики, учитывая состояние политической оппозиции и гражданского общества в Таджикистане. Проявления общественного недовольства по поводу геополитического вектора политики Таджикистана столь же маловероятны, что в и Казахстане, и дальше ворчания дело не пойдет.

Почти что Украина

В Украине и Молдове, наоборот, внешнеполитические решения по ключевым геополитическим вопросам породили мощную социальную мобилизацию определенных сегментов общества и политической оппозиции, выступивших против этих решений. Хотя последние волнения в Украине были вызваны далеко не только внешнеполитическим курсом руководства, важно признать, что для продвижения своего видения подлинного места страны в глобальной политике движение Евромайдан и противостоящая ему антиевропейская/про-российская партия взяли курс на в высшей степени деструктивную мобилизацию по принципу игры с нулевым исходом. Поскольку все внимание было приковано к Украине, то многие наблюдатели проигнорировали события в соседней Молдове, которая почти раскололась в связи с аналогичными противоречиями по поводу геополитики и внешнеполитического курса. 

Задолго до кризиса в Украине между властью и оппозицией Молдовы завязалась публичная дискуссия популистского характера о внешнеполитическом векторе развития страны и выборе между членством в Европейском  союзе или ЕАЭС.  Эта дискуссия стала настолько ожесточенной, что затмила собой традиционные больные темы: безработицу и замороженный конфликт в Приднестровье.

Правящий Альянс за Европейскую Интеграцию (АЕИ) выступает за про-европейский курс и в ноябре 2013 г. парафировал в Вильнюсе Соглашение об ассоциации с ЕС. Это вызвало негативную реакцию среди многочисленной оппозиции и скептически настроенных гражданских групп. В брифинге для членов Программы исследования безопасности Евразии, состоявшемся в декабре 2013 г., лидеры оппозиционных партий указали на опасность введения Россией эмбарго на поставки газа и продовольствия, тогда как представители АЕИ обрушились на них с обвинениями в продаже своих душ и своей страны России. «Они говорят о дешевом газе, тогда как мы говорим о будущем», сказал лидер проевропейской партии и бывший премьер-министр Влад Филат, говоря об анти-европейских силах.  Представитель Социалистической партии Игорь Додон, отмечая, что общество раскололось на две равные половины в вопросе о вступлении в ЕС или в ЕАЭС, указал: «Общество парализовано. Его раскол ровно пополам по этому вопросу весьма опасен».

В этот период международные СМИ уделяли большое внимание заявлениям российских официальных лиц, угрожавшим молдавскому правительству полной утратой Приднестровья в случае интеграции страны в ЕС. Гораздо меньше было сказано о словах и действиях европейского комиссара по вопросам расширения Штефана Фюле, заявившего о единственном пути для Молдовы, а также госсекретаря США Джона Керри, который в ходе своего визита в Молдову пил вино, на импорт которого было наложено эмбарго в России. И конечно же, весьма контрпродуктивным было заявление румынского президента о том, что Молдова – часть Румынии.

Высокопоставленные представители ЕС редко признают свои ошибки в деле содействия Молдове в ее стремлении добиться ассоциации с Брюсселем. И все же частые акции протеста, проводящиеся перед миссией ЕС в Кишиневе, свидетельствуют о том, что они уделяют слишком много внимания представителям Альянса за Европейскую Интеграцию, и прилагают недостаточно усилий для налаживания контактов с анти-европейскими силами.

С другой стороны, внепартийный подход вряд ли разрядил бы напряженную политическую ситуацию. В конце концов, ЕС не обязан заниматься саморекламой в Молдове, скорее ее правительство должно было вступить в диалог с оппозицией и объяснить ей, что преимущества интеграции в ЕС превосходят издержки. Но правящая в Молдове про-европейская коалиция не сделала этого. В течение нескольких лет она вела популистскую кампанию, выдержанную в весьма драматических тонах, в которой было много риторики, но не затрагивались существенные вопросы. По сути дела, молдавская элита приложила гораздо больше усилий в том, чтобы убедить Брюссель в необходимости принять Молдову, чем в том, чтобы убедить молдаван принять Брюссель.

Хотя отношение к ЕС и ЕАЭС может меняться, но к середине 2015 г., поддержка интеграции с ЕС снизилась в Молдове до 40 процентов. Выступая в июне 2015 г. на конференции Программы исследования безопасности Евразии в Астане старший научный сотрудник Института стратегических исследований ЕС Нику Попеску объяснил это явление «разочарованием общества в правительстве», то есть отношение к ЕС становится частью реакции на недостатки в работе правительства. Несмотря на такие колебания общественного мнения, водораздел между ядром сторонников интеграции с ЕС и костяком приверженцев интеграции с Россией остается крайне высоким. Страсти поостыли после того, когда молдаване стали наблюдать за событиями в соседней Украине, где вспыхнули акты насилия. Но вечно самоограничиваться невозможно, и  Молдова, которая почти что Украина, может последовать примеру своей соседки.

Последствия и выводы

В завершении я хотел бы высказать три соображения. Во-первых, внимательному читателю бросилось в глаза несоответствие между заголовком и основным тезисом этой записки. Я не собираюсь утверждать, что регион или география имеют значение, когда речь заходит о том, как лидеры уравновешивают противоречия и противоположные силы давления в геополитике и внешней политике. К примеру, Беларусь является оплотом застоя в пост-советской Восточной Европе, тогда как Кыргызстан явно уже исчерпал свой лимит на политические революции. Мой довод, скорее, заключается в том, что мы не уделяем достаточного внимания тому, как правители, политическая элита и общественное мнение реагируют на геополитическое давление и внешнеполитические выборы, которые решительным образом определяют будущее страны и порождают раскол в обществе. Так уж сложилось, что центрально-азиатские лидеры сумели проложить толстую прокладку между своими внешнеполитическими решениями и реакцией общественности на них, тогда как их визави в Восточной Европе это не удалось. Во-вторых, в настоящей аналитической записке не высказывается поддержка политике железного контроля и не рекомендуется, чтобы лидеры изолировали свою внешнюю политику от воздействия общественного мнения и ее всенародного обсуждения. Ни один правитель не застрахован от бурных акций протеста в ответ на свои внешнеполитические решения, в том числе даже столь опытный эквилибрист, как Назарбаев. Казахстану удается уравновешивать интересы Запада, России и Китая отчасти потому, что, как отмечает  специалист по Центральной Азии Марлен Ляруэлль, эти проекты еще не созрели. Когда же они дозреют, то неразрешимые противоречия равновесия станут до боли очевидными и удерживать его станет труднее.

Третье и последнее: международным политическим деятелям и сторонникам интеграционных проектов – будь то западных или восточных – следует помнить об ответственности за свои действия. Чиновники и дипломаты ЕС и ЕАЭС овладели мастерством обвинения противоположной стороны в разыгрывании деструктивных геополитических игр. Однако они не готовы признать тот факт, что их пропагандистские кампании и давление на ту или иную страну могут привести к обратному эффекту. В последние годы ЕС оказывало давление на Молдову и Украину с целью заключения соглашения о более тесной ассоциации, не взирая на серьезный раскол в обеих странах. Стимулируя интеграционный процесс, ЕС, возможно, неосознанно спровоцировал в Молдове неплодотворную дискуссию в режиме игры с нулевым результатов и нанес ущерб своей политике налаживания демократической и прозрачной политической жизни в этой стране. Сегодня Молдова – расколотое общество с неработающей партийной системой, упадочной экономикой и весьма далекими перспективами стать полноценным членом ЕС. Однако у нее есть команда дипломатов, которые весьма грамотно разыгрывают в Брюсселе карту принадлежности своей страны к Европе и ее праве на членство в ЕС.


[1] См. Аналитическую записку автора No. 137, The International Community's Elusive Search for Common Ground in Central Asia,” 2011г. и доклад Фонда открытого общества, Central Asia’s Border Woes & the Impact of International Assistance, 2012 г.

 

Memo #:
368
Series:
2
PDF:
Pepm_368_rus_Gavrilis_July2015.pdf
Related Topics
  • Казахстан
  • Молдова
  • Таджикистан
  • Украина
  • Центральная Азия
Previous Article
  • Policy Memos | Аналитика

Евразия, евразийство, Евразийский Союз: Терминологические пробелы и совпадения

  • October 21, 2015
  • Marlene Laruelle
View
Next Article
  • Policy Memos | Аналитика

Недоученные уроки: Сравнение российских валютных кризисов 1998-го и 2014-го годов

  • October 21, 2015
  • Juliet Johnson
View
You May Also Like
View
  • Policy Memos | Аналитика

The Shanghai Cooperation Organization and Russia

  • Janko Šćepanović
  • May 15, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Tbilisi’s Transactional Foreign Policy Leads Georgians Astray

  • Kornely Kakachia and Bidzina Lebanidze
  • May 5, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Russia’s Administrators: The Weakest Link in a Crisis

  • Guzel Garifullina
  • April 25, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Ukrainians and Russians Are Not One People—But Perhaps Not for the Reasons You Think

  • Pål Kolstø
  • April 21, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Russian Protests Following the Invasion of Ukraine

  • Katerina Tertytchnaya
  • April 17, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Consolidating Values to Consolidate Power in Russia

  • Katie Stewart
  • April 10, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Russia’s Paramilitarization and its Consequences

  • Marlene Laruelle and Richard Arnold
  • April 3, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Exodus: Russian Repression and Social “Movement”

  • Laura Henry, Valerie Sperling and Lisa Sundstrom
  • March 24, 2023

Leave a Reply Cancel reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *

PONARS Eurasia
  • About
  • Membership
  • Policy Memos
  • Recommended
  • Events
Powered by narva.io

Permissions & Citation Guidelines

Input your search keywords and press Enter.