PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • List of Members
    • Ukraine Experts
    • About Membership
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcast
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Ukraine Experts
Contacts

Address
1957 E St NW,
Washington, DC 20052

adminponars@gwu.edu
202.994.5915

NEWSLETTER
Facebook
Twitter
YouTube
Podcast
PONARS Eurasia
PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • List of Members
    • Ukraine Experts
    • About Membership
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcast
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Ukraine Experts
DIGITAL RESOURCES
digital resources

Bookstore 📚

Knowledge Hub

Course Syllabi

Point & Counterpoint

Policy Perspectives

RECOMMENDED
  • The Baltic States Are Also Worried About Russia

    View
  • International Society Must Act in the Wake of Russia’s Failed Opposition

    View
  • The Collapse of the Soviet Union | PONARS Eurasia Online Academy

    View
  • Labor Migration in Russia | PONARS Eurasia Online Academy

    View
  • Did Russia Put Its Geopolitical Glasses Back On? It Never Took Them Off in the First Place

    View
RSS PONARS Eurasia Podcast
  • The Putin-Xi Summit: What's New In Their Joint Communique ? February 23, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman speaks with Russian China experts Vita Spivak and Alexander Gabuev about the February meeting between Vladimir Putin and Xi Jinping, and what it may tell us about where the Russian-Chinese relationship is headed.
  • Exploring the Russian Courts' Ruling to Liquidate the Memorial Society January 28, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with scholars Kelly Smith and Benjamin Nathans about the history, achievements, and impending shutdown of the Memorial Society, Russia's oldest and most venerable civic organization, and what its imminent liquidation portends for the Russian civil society.
  • Russia's 2021 census and the Kremlin's nationalities policy [Lipman Series 2021] December 9, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with social scientist Andrey Shcherbak about the quality of the data collected in the recent population census and the goals of Vladimir Putin's government's nationalities policy
  • Active citizens of any kind are under threat [Lipman Series 2021] November 5, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Alexander Verkhovsky about the Kremlin's ever expanding toolkit against political and civic activists, journalists, and other dissidents.
  • Russia's Legislative Elections followup [Lipman Series 2021] October 4, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Tanya Lokot and Nikolay Petrov about the results of Russia’s legislative elections and about what comes next.
  • Why Is the Kremlin Nervous? [Lipman Series 2021] September 14, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Ben Noble and Nikolay Petrov about Russia’s September 17-19 legislative elections, repressive measures against electoral challengers, and whether to expect anything other than preordained results.
  • Vaccine Hesitancy in Russia, France, and the United States [Lipman Series 2021] August 31, 2021
    In this week's PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Denis Volkov, Naira Davlashyan, and Peter Slevin about why COVID-19 vaccination rates are still so low across the globe, comparing vaccine hesitant constituencies across Russia, France, and the United States.  
  • Is Russia Becoming More Soviet? [Lipman Series 2021] July 26, 2021
      In a new PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Maxim Trudolyubov about the current tightening of the Russian political sphere, asking whether or not it’s helpful to draw comparisons to the late Soviet period.
  • The Evolution of Russia's Political Regime [Lipman Series 2021] June 21, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Grigory Golosov and Henry Hale about the evolution of Russia's political regime, and what to expect in the lead-up to September's Duma elections.
  • Volodymyr Zelensky: Year Two [Lipman Series 2021] May 24, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Sergiy Kudelia and Georgiy Kasianov about Ukrainian President Zelensky's second year in office, and how he has handled the political turbulence of the past year.
  • Policy Memos | Аналитика

Сирийская кампания России: Стратегический гамбит или региональный цугцванг?

  • March 8, 2016

Российская военная кампания в Сирии явилась крупнейшим военно-политическим событием, с важными региональными и глобальными последствиями. Это первая открыто проводимая постсоветской Россией полномасштабная военная операция за рубежом. Российская операция в Сирии также эффективно использовала элемент внезапности, как и на Украине, застав врасплох своих контр-партнеров в США, Европе и на Ближнем Востоке.

Однако еще предстоит выяснить, не станет ли в реальности вовлечение России в Сирию не чем иным, как опрометчивой авантюрой. Дальнейшие военные и политические развития покажут, явится ли «Сирийский гамбит» региональным цугцвангом[1] для России, или же триумфом, создающим основы для достижения новой реальности в отношениях с Западом[2]. В любом случае, Россия рискует затянуться в долговременный конфликт, включающий возможность того, что российские войска будут вынуждены принять участие в наземных операциях.

Демонстрация российской военной мощи 

Сирийская кампания продемонстрировала увеличившиеся возможности России по проецированию военной мощи вдали от своих границ. После дислокации советских войск в Египте (1970-1972 гг.) и Сирии (1983-1984 гг.) существенная российская военная мощь никогда еще столь отдаленно не проявлялась. Российская авиация осуществляет рекордное количество боевых вылетов, на пределе эксплуатационных возможностей своих самолетов. Россия также использует Сирию как испытательный полигон для проверки своих обычных вооружений, разработанных в постсоветский период.  

Большая часть этого вооружения или полностью новое или существенно усовершенствованное. Истребители Су-30СМ и Су-35С впервые принимают участие в боях, как и бомбардировщики Су-34, оснащенные новыми «умными» вооружениями, включая бомбы со спутниковым наведением и управляемые ракеты. Даже новейший российский самолет радиотехнической и оптико-технической разведки Ту-214Р был дислоцирован в конце февраля на авиабазе Хмеймим в Латакии.

В тоже время, российские военно-воздушные операции выявили серьезные проблемы с целеуказанием и использованием высокоточного вооружения. Устаревшие самолеты Су-24М и Су-25СМ, и даже новейшие бомбардировщики Су-34 зачастую вылетали на боевые вылеты, оснащенные не управляемым вооружением, а свободнопадающими бомбами.

Российская авиация также осуществляет операции с баз за пределами Сирии. В ноябре сверхзвуковые бомбардировщики Ту-23М3 в первый раз вылетели с Северного Кавказа для поражения целей в Ракке и Дейр эз-Зоре. Дальние стратегические бомбардировщики Ту-95МС и ракетоносцы Ту-160 также запустили крылатые ракеты по целям в Сирии из иранского воздушного пространства.

После того, как российский бомбардировщик Су-24 был сбит турками, Москва усилила свою авиационную группу более усовершенствованными системами ПВО. Это включило в себя дислокацию дальнобойной системы ПВО С-400, впервые принимающей участие в боевых операциях, а также новейшего комплекса радиоэлектронной борьбы дальнего радиуса действия «Красуха-4». С дислокацией этих систем Россия оказалась в состоянии эффективно создать свою собственную бесполетную зону над западной частью Сирии.

Российский военно-морской флот также вовлечен в операцию. В октябре 2015 г. были запущены корабельные крылатые ракеты с судов Каспийской флотилии, пролетевшие над территориями Ирана и Ирака. В декабре российская неядерная субмарина в первый раз произвела запуск крылатых ракет из Восточного Средиземноморья. В обоих случаях военное значение этих ударов совмещалось с политическим: продемонстрировать Западу и некоторым державам Ближнего Востока совпадение стратегических целей России, Ирана и Ирака, а также имеющийся у России потенциал дальнобойного поражения.

Такие «послания», отправленные с использованием обычных вооружений, были убедительно подкреплены намеками на ядерное принуждение, адресованное региональным соперникам России. После пусков крылатых ракет и залпов с подводной лодки, Путин заявил, «Мы сейчас видели эти новые, современные, и очень эффективные высокоточные вооружения, которые могут быть оснащены как обычными, так и специальными, ядерными боеголовками»,  в тоже время добавив, «конечно, это не является необходимым в борьбе против терроризма, и я надеюсь, никогда не понадобится». Несмотря на намеки на Исламское Государство, ядерные намеки Путина скорее были адресованы Турции и ее региональным союзникам, во многом в том же виде, в каком Россия эффективно ссылалась на ядерную угрозу в ходе крымского кризиса.

Турецкий фактор: усложняющаяся сложность

Ключевым фактором, приведшим к решению России о военном вовлечении в Сирию, была потеря Ассадом территорий Идлиба, Пальмиры и некоторых других стратегических пунктов. Москве было необходимо реагировать, пока возглавляемая США коалиция и ее региональные союзники, в первую очередь Турция, не создадут над Сирией бесполетную зону. По мнению Москвы, это привело бы к авиационным ударам  коалиции и, по всей видимости, к падению режима Ассада. Однако косвенным результатом открытого российского военного вовлечения стало то, что оно полностью разрушило всю сирийскую стратегию турецкого президента Реджепа Эрдогана за последние четыре года, вынудив Турцию к более активным шагам со своей стороны.

Данные шаги усложнили проведение Россией военных действий. Во-первых, Анкара попробовала продемонстрировать решимость не сидеть спокойно в ходе военного вовлечения России в «ближнее зарубежье» Турции. Россия попробовала достичь некоторой координации с Турцией до начала своих военных действий, однако безуспешно. В результате, Турция была вынуждена тихо следить, как российские корабли проплывают через Босфорский пролив, везя оружия Дамаску. Как только начались российские воздушные операции, Турция была вынуждена оставить идею какой либо бесполетной зоны над северной Сирией. Тем не менее, Турция вскоре отреагировала военным способом, сбив российский бомбардировщик Су-24 в ноябре, а  в начале декабря турецкие войска вторглись в район Мосула на севере Ирака (российского ситуационного союзника) под предлогом обычных тренировочных учений.

Давление на Турцию по большему вовлечению в Сирию только увеличилось. Первоначальным мотивом Турции по уничтожению российского самолета, вероятно, было заставить Россию остановить удары по сирийским туркменам в северной Латакии, а также по суннитским повстанцам вокруг Алеппо. Однако действия Турции возымели обратный эффект: Россия кардинально увеличила частоту своих авиационных ударов, а сирийская армия начала новые наступления в данных регионах. В дальнейшем это снизило невоенные возможности Эрдогана влиять на ситуацию вокруг Сирии.  

Возможность большего турецкого вовлечения в Сирию опять возросло в феврале 2016 г., когда армия Ассада провела наиболее успешную военную операцию после начала воздушной кампании России. Перерезав сухопутный коридор, соединяющий находящуюся под контролем повстанцев часть Алеппо с турецкой границей, сирийская армия смогла соединиться с анклавом сирийских курдов и создать трудную ситуацию для протурецких повстанцев. Вдобавок, Турции пришлось считаться с возросшими военными возможностями курдов, установивших контроль над новыми территориями вдоль сирийско-турецкой границы. Февральский террористический акт против турецких военнослужащих в Анкаре, приписываемый радикальной организации турецких курдов, еще более ужесточил давление для действий Анкары.

Многие наблюдатели пытались найти параллели между сирийской интервенцией России  и советским вторжением в Афганистан. Однако, принимая во внимание турецкий фактор, и с учетом гипотетической эскалации, более подходящей аналогией может быть русско-японская война (1904-1905). Это связано с ограниченным потенциалом и проблемами по снабжению «сирийского экспедиционного корпуса» России, возможностью затруднения доступа через Босфорский пролив, и количественного превосходства Турции (и ее потенциальных региональных союзников) в обычных вооруженных силах. В случае прямого военного столкновения между Турцией и Россией, базы последней в Латакии и Тартусе вполне могут стать новым «Порт Артуром».

Однако аналогия не должна идти столь далеко. Очевидно, что военное присутствие России является важнейшим сдерживающим фактором против большего военного вовлечения Турции в Сирию. Издержки от прямого столкновения высоки, и НАТО максимум сможет предоставить лишь политическую поддержку, т.к. согласно 5-й статье Устава НАТО обязательства по коллективной обороне не могут быть применимы к действиям на территории Сирии. Увеличившаяся угроза турецкой интервенции лишь усилила обязательства России по военному вовлечению, т.к. Москва знает, что режим Ассада падет, если будет оставлен наедине с внешними силами.

Даже при отсутствии прямого военного противостояния между Россией и Турцией, военная логика внутри Сирии будет диктовать продолжение российского вовлечения. Однако уровень будущего вовлечения России во многом зависит от результатов российско-сирийской объединенной воздушно-наземной операции (в том числе против Исламского Государства и «неумеренных» повстанцев), а также перспектив достижения устойчивого режима перемирия под эгидой международной контактной группы по Сирии.

Перспективы войны и мира в Сирии

В конечном счете, судьба гражданской войны в Сирии будет решена на земле, а не в ходе воздушных (или дистанционных) операций. Аксиома, что военно-воздушная мощь не может одна выиграть гражданскую войну или асимметричный конфликт. Так было в случае Афганистана, Ливии и Ирака.

Даже при содействии России до февраля наступление Ассада не шло так, как ожидалось. Сирийская армия продвигалась слишком медленно, неся потери в вооружении и личном составе. Наиболее серьезные потери были от использования повстанцами современных противотанковых ракет, дав повод некоторым предположениям о том, что они могут иметь такое же влияние, как использование зенитных ракет «Стингер» афганскими моджахедами против советских самолетов и вертолетов. Хотя проводимые российскими и иранскими инструкторами тренировки и масштабные поставки вооружений увеличили военную эффективность режима (проявившуюся недавними успехами в районе Алеппо и в северной Латакии), военный успех для Ассада по всей видимости проявится лишь в упрочнении контроля вдоль линии Дамаск-Хомс-Хама-Алеппо.

Если наступление Ассада не достигнет успеха или замедлится, Россия будет вынуждена или свернуть свою операцию в Сирии или увеличить свое вовлечение. В последнем случае усиление российских Военно-Космических Сил будет недостаточно. Россия может быть вынуждена активизировать использование своих ракетно-артиллерийских систем, а также поставки большего количества вооружений сирийской армии, включая реактивные системы залпового огня «Смерч», тактические ракетные системы «Точка-У», танки Т-90 и другое вооружение. Может возрасти количество российских военных советников, и российские элитные части и войска специальных операций могут быть вовлечены в боевые действия. Уже появляются сообщения с полей сражений относительно вовлечения российских военных советников и военнослужащих, содействующих войскам лоялистов.

Есть надежда, что под эгидой Соединенных Штатов и России в начале марта было достигнуто хрупкое перемирие между режимом Ассада и войсками умеренной оппозиции. В настоящее время еще не ясно, является ли данное перемирие реальной прелюдией для долговременного мирного процесса и начала гражданского примирения в Сирии, или же это символическая краткосрочная передышка. Слишком много противоречий имеется между внутренними и внешними акторами, чтобы предполагать легкий компромисс относительно будущего Сирии.

Если нынешние международные усилия по достижению перемирия провалятся и боевые действия возобновятся, эскалация сирийской гражданской войны может резко усилится. Внешние акторы, такие как Турция и некоторые монархии Персидского Залива, могут усилить свое военное вовлечение, что заставит Россию активизировать свое сухопутное присутствие. Результатом может стать то, что стремительный стратегический гамбит России в Сирии превратится в долговременный региональный цугцванг на Ближнем Востоке.



[1] Шахматный термин, означающий ситуацию, когда игрок вынужден делать шаг, еще более ухудшающий его позицию.

[2] Данная аналитическая записка развивает аргументы, ранее выдвинутые автором в статье: «Сирийский гамбит Москвы: риски и перспективы первой «заморской» операции России», Россия в глобальной политике, №6,  Ноябрь-Декабрь, 2015.

 

Memo #:
423
Series:
2
PDF:
Pepm423_rus_Minasyan_March2016.pdf
+ posts
  • Посол Армении в Грузии оставит «помост»: его сменит политолог
  • Новые возможности в отношениях Армения-ЕС
  • New Opportunities in Armenian-EU Relations
  • Российское конвенциональное сдерживание: Расширенный инструмент для ведения боевых действий и политическая стратегия
Related Topics
  • Минасян
  • Россия
  • Сирия
Previous Article
  • In the News | Hовости

Бойцы пера вспомнили минувшие дни

  • March 8, 2016
  • Alexander Cooley
View
Next Article
  • In the News | Hовости

На пути к авторитаризму: Государства в экономике Молдовы больше, чем в России и Украине

  • March 9, 2016
  • Nicu Popescu
View
You May Also Like
View
  • Policy Memos | Аналитика

The Limits of Authoritarian Learning: Deconstructing Kazakhstan’s 2022 Coup Attempt

  • Azamat Junisbai
  • May 20, 2022
View
  • Policy Memos | Аналитика

The Expanding Russian Cossack Movement: A Social Base for Putinism

  • Richard Arnold
  • May 18, 2022
View
  • Policy Memos | Аналитика

Is Putin’s Popularity (Still) Real? A Cautionary Note on Using List Experiments to Measure Popularity in Authoritarian Regimes

  • Timothy Frye, Scott Gehlbach, Kyle L. Marquardt and Ora John Reuter
  • May 3, 2022
View
  • Policy Memos | Аналитика

Russia’s Right-Wing Reactions to the War

  • Katharina Bluhm and Mihai Varga
  • April 28, 2022
View
  • Policy Memos | Аналитика

Time to Question Russia’s Imperial Innocence

  • Botakoz Kassymbekova and Erica Marat
  • April 27, 2022
View
  • Policy Memos | Аналитика

Witnessing Ukraine, Watersheds in the Balkans

  • Veljko Milonjic
  • April 25, 2022
View
  • Policy Memos | Аналитика

Similarities Stain the Kremlin’s Warfare on Chechens and Ukrainians

  • Marat Iliyasov and Yoshiko Herrera
  • April 24, 2022
View
  • Policy Memos | Аналитика

Rebuilding Ukraine: Pre-War Trends and Post-War Priorities Should Inform the Process

  • Ralph Clem and Erik Herron
  • April 18, 2022

Leave a Reply Cancel reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *

PONARS Eurasia
  • About
  • Membership
  • Policy Memos
  • Recommended
  • Events
Powered by narva.io

Permissions & Citation Guidelines

Input your search keywords and press Enter.