PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • Membership
      • All Members
      • Core Members
      • Collegium Members
      • Associate Members
      • About Membership
    • Ukraine Experts
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcasts
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Task Forces
    • Ukraine
    • Amplifying Voices of Europe, the Caucasus, and Central Asia (AVECCA)
  • Ukraine Experts
Contacts

Address
1957 E St NW,
Washington, DC 20052

adminponars@gwu.edu
202.994.5915

NEWSLETTER
Facebook
Twitter
YouTube
Podcast
PONARS Eurasia
PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • Membership
      • All Members
      • Core Members
      • Collegium Members
      • Associate Members
      • About Membership
    • Ukraine Experts
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcasts
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Task Forces
    • Ukraine
    • Amplifying Voices of Europe, the Caucasus, and Central Asia (AVECCA)
  • Ukraine Experts
DIGITAL RESOURCES
digital resources

Bookstore 📚

Knowledge Hub

Course Syllabi

Point & Counterpoint

Policy Perspectives

RECOMMENDED
  • Unfulfillable Promise: Mediation Efforts in the Russian-Ukrainian War Since 2014

    View
  • Cossack Education Becoming Further Institutionalized Across Russia’s Regions

    View
  • 2023 Annual Policy Conference

    View
  • How Foreign Funders Should Strengthen Their Support for Civil Society: A Case Study of USAID in Kazakhstan

    View
  • Clearing the Air: Secretary Blinken Visits Ukraine

    View
RSS PONARS Eurasia Podcast
  • The Putin-Xi Summit: What's New In Their Joint Communique ? February 23, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman speaks with Russian China experts Vita Spivak and Alexander Gabuev about the February meeting between Vladimir Putin and Xi Jinping, and what it may tell us about where the Russian-Chinese relationship is headed.
  • Exploring the Russian Courts' Ruling to Liquidate the Memorial Society January 28, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with scholars Kelly Smith and Benjamin Nathans about the history, achievements, and impending shutdown of the Memorial Society, Russia's oldest and most venerable civic organization, and what its imminent liquidation portends for the Russian civil society.
  • Russia's 2021 census and the Kremlin's nationalities policy [Lipman Series 2021] December 9, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with social scientist Andrey Shcherbak about the quality of the data collected in the recent population census and the goals of Vladimir Putin's government's nationalities policy
  • Active citizens of any kind are under threat [Lipman Series 2021] November 5, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Alexander Verkhovsky about the Kremlin's ever expanding toolkit against political and civic activists, journalists, and other dissidents.
  • Russia's Legislative Elections followup [Lipman Series 2021] October 4, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Tanya Lokot and Nikolay Petrov about the results of Russia’s legislative elections and about what comes next.
  • Why Is the Kremlin Nervous? [Lipman Series 2021] September 14, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Ben Noble and Nikolay Petrov about Russia’s September 17-19 legislative elections, repressive measures against electoral challengers, and whether to expect anything other than preordained results.
  • Vaccine Hesitancy in Russia, France, and the United States [Lipman Series 2021] August 31, 2021
    In this week's PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Denis Volkov, Naira Davlashyan, and Peter Slevin about why COVID-19 vaccination rates are still so low across the globe, comparing vaccine hesitant constituencies across Russia, France, and the United States.  
  • Is Russia Becoming More Soviet? [Lipman Series 2021] July 26, 2021
      In a new PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Maxim Trudolyubov about the current tightening of the Russian political sphere, asking whether or not it’s helpful to draw comparisons to the late Soviet period.
  • The Evolution of Russia's Political Regime [Lipman Series 2021] June 21, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Grigory Golosov and Henry Hale about the evolution of Russia's political regime, and what to expect in the lead-up to September's Duma elections.
  • Volodymyr Zelensky: Year Two [Lipman Series 2021] May 24, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Sergiy Kudelia and Georgiy Kasianov about Ukrainian President Zelensky's second year in office, and how he has handled the political turbulence of the past year.
  • Policy Memos | Аналитика

«Суверенная глобализация» России: Обособление, влияние и упадок

  • September 19, 2016
  • PONARS Eurasia

Экономические проблемы вновь становятся ключевой темой дискуссий о будущем России. Впервые за время президентства Путина страна оказалась в ситуации затяжного падения уровня жизни. Это окажет существенное влияние на единство общества, а возможно и на способность Москвы реализовывать жесткую наступательную внешнюю политику. Одной из важных причин этих проблем является своеобразная и амбициозная, но оказавшаяся неудачной стратегия России в отношении глобализации. Последствия этой неудачи могут дать нам понять сложность выбора, стоящего перед Россией в настоящее время.

Когда Владимир Путин стал президентом, он демонстрировал поразительно позитивное отношение к интеграции страны в глобальную экономику. Он ясно и последовательно обозначал свою позицию, в соответствии с которой сильная Россия должна быть процветающей, а этого процветания нельзя достичь без более глубокой международной экономической интеграции. Он не проявлял ностальгии по автаркии и изоляции, что контрастировало с его позицией относительно других аспектов советской действительности.

Существует, однако, непреодолимое противоречие между энтузиазмом по поводу глобализации и проектом силовиков по восстановлению политического контроля с помощью жестко авторитарного государства. Выстраивание «вертикали власти» означало ограничение нежелательных внешних влияний, ослабление независимых институтов и использование судебной власти в политических целях. Вместе с тем, интеграция в глобальную экономику означала ослабление контроля над коммерческими и финансовыми потоками через границы, рост зависимости России от внешних акторов, привязку российских организаций к контрактам и юрисдикциям за пределами российского контроля. Эти два приоритета двигали страну в разных направлениях. Чтобы справиться с данным противоречием, Россия выработала стратегию, которую можно назвать «суверенной глобализацией». Также как суверенная демократия стремилась управлять внутриполитическим процессом в направлении усиления легитимности режима и контроля, суверенная глобализация была нацелена на управление рыночными процессами ради укрепления российской экономики и расширения российского влияния за границей.

Взлет и падение суверенной глобализации определили эволюцию путинского проекта. В нем можно выявить три этапа: обособление, влияние и упадок. Их развитие знаменует собой провал амбициозной попытки РФ использовать экономическую интеграцию в своей великодержавной политике. Этот провал оставляет Россию перед несколькими менее привлекательными внешнеполитическими стратегиями, из которых ей еще только предстоит сделать четкий выбор.

Обособление

В свой первый срок президент Путин выразил свою твердую приверженность восстановлению экономической мощи России посредством международной интеграции. В 2003 году в своем ежегодном обращении к парламенту он заявил:

 “Экономический рост в России обязан в первую очередь благоприятному состоянию мировой конъюнктуры последних лет … Сегодня ни одна страна, каких бы размеров, какой бы богатой она ни была, не может развиваться успешно, если она изолирована от остального мира. Наоборот, успех сопутствует тем государствам, которые осознанно, грамотно и динамично интегрируются в мировую экономику.”

Эта приверженность подкреплялась многочисленными конкретными мерами, включая поощрение прямых иностранных инвестиций, завершение процесса перехода к свободной конвертируемости рубля, снятие ограничений на доступ иностранцев к владению акциями Газпрома, а также возобновление заявки на членство во Всемирной торговой организации.

По мере снижения темпов значимых внутренних реформ к 2003 году, международные экономические отношения стали основным драйвером роста. Взаимодействия по каждому из их направлений заметно интенсифицировались. В 2000-2008 гг. иностранные капиталовложения возросли в 28 раз, внешние инвестиции увеличились в 6 раз. В 2002 Россия вступила в Группу восьми, которую она возглавила в 2006 году. В том же году впервые за постсоветский период в России был зафиксирован чистый приток капитала.

В то же время потоки товаров, услуг и капитала тщательно регулировались, чтобы гарантировать, что они не несут западного влияния, которое могло бы подорвать восстановление сильного и независимого от внешних влияний российского государства. В частности, были усилены ограничения на право иностранцев владеть активами в целом ряде стратегических отраслей промышленности. Дело ЮКОСа, помимо прочего, показало готовность Кремля воспрепятствовать возможному переходу контроля над крупнейшей частной компанией России иностранцам; кроме того, Россия также вернула себе контрольные пакеты акций в осуществлявшихся западными инвесторами крупных энергетических проектах. Единственным исключением из такой модели углубления международных контактов была внешняя задолженность РФ, однако и в этом случае российская политика была подчинена цели защиты страны от нежелательного иностранного влияния. Путин сделал досрочную выплату государственного долга приоритетом, дабы покончить с тем, что он считал унизительной зависимостью от международных заемщиков, а также для того, чтобы лишить их потенциального рычага давления на Россию.

Эти методы оказались весьма эффективными для обособления политического контроля от прибыльного участия во внешнеэкономической деятельности. В 2000-2012 гг. Россия привлекла более 1 триллиона долларов, что способствовало росту ВВП на 7% в год[1]. В то же время государство становилось более сильным, авторитарным и жестким, в то время  как бизнес-партнеры стали более зависимыми от России, но зато менее влиятельными в ее внутренних делах.

Влияние

Этот успех поощрил Россию к разработке второго, более амбициозного, направления суверенной глобализации. Теперь Россия нацелилась не просто на ограничение внешнего влияния, а решила оказывать свое влияние на других с помощью углубления экономических связей. Еще в 1990-х Россия эпизодически делала подобные вещи на постсоветском пространстве, но с начала периода правления Путина Москва начала использовать экономические средства для достижения своих внешнеполитических целей гораздо более систематически. Она осуществляла это двумя способами.

Во-первых, Россия использовала свою позицию крупного рынка и поставщика энергоносителей для постсоветских государств для увязывания импорта продукции, экспорта газа и нефти с не имеющими к ним отношения политическими вопросами. Нежелательные для Москвы действия и политика наказывались посредством организации дорого обходившихся нелояльному государству перебоев в торговле.

Во-вторых, Москва стремилась использовать свою возрастающую роль основного поставщика газа Европе для оказания более последовательного политического влияния, которое можно назвать «энергетической финляндизацией». Россия добивалась углубления своего присутствия в европейских энергетических цепочках и посредством этого к продвижению личных, элитных и национальных интересов, которые были бы естественно связаны с российской точкой зрения. В отличие от использования Россией экономических средств на постсоветском пространстве, этот тонкий и долговременный подход предпочитал кооптацию принуждению, стимулы – угрозам, а убеждение – наказаниям; хотя в тех случаях, когда мягким методам давался отпор, на передний план в большей степени выходили задачи по принуждению. Россия неоднократно разделяла государства ЕС, затрудняла формирование его эффективной общей политики, а также приступила к внедрению элементов доминантного присутствия: двусторонние отношения вместо многосторонних. заключение долговременных контрактов и скупка активов, связанных с переработкой и распределением нефти и газа. В итоге, экономические отношения между Россией и ЕС оказались на подъеме, даже несмотря на то, что политические отношения ухудшались. Россия даже претендовала на превращение Москвы в крупный финансовый центр, а рубля – в резервную валюту.

В течение первых двух президентских сроков Путина эта стратегия работала эффективно. Казалось, что стратегия суверенной глобализации, могла разрешать противоречия и использовать синергию между внутренним контролем и международной открытостью. Эта стратегия также ознаменовала собой новое направление исторического развития России, чьей постоянной слабостью была ее относительная экономическая отсталость как великой державы. Впервые Москва стремилась использовать свои экономические отношения с более богатыми странами в качестве источника силы.

Упадок

Очевидный успех Москвы зависел, однако, от сочетания благоприятных, но, вместе с тем, временных обстоятельств. После 2008 года три неблагоприятных изменения в отношениях РФ с глобальной экономикой подорвали российскую стратегию. Во-первых, основанная на экспорте ресурсов модель роста начала давать сбой: темпы роста сокращались даже тогда, когда цены на сырье оставались высокими. Как следствие, дальнейшее процветание с опорой, в основном на внешнюю конъюнктуру стало недостижимым. Во-вторых, «энергетическая революция» (сланцевый газ и расширение глобальной торговли сжиженным газом) поставила под угрозу реализуемую Газпромом модель закрепления доминирующего присутствия в Европе через двусторонние долгосрочные контракты на поставки. В-третьих, озабоченность ЕС относительно последствий ее энергозависимости от России сделала политику ЕС более сплоченной и решительной. Это было вызвано, прежде всего, влиянием отключения Россией газа Украине на систему поставок газа европейским потребителям. Таким образом, Россия оказалась неспособна отделить применявшееся в отношении постсоветских стран принуждение от практиковавшегося применительно к Западу поощрения. В ответ ЕС ускорила усилия по диверсификации поставщиков и способов доставки, а также по противостоянию ограничительным и монополистическим практикам Газпрома.

Как следствие, Путин стал рассматривать глобализацию как источник не только возможностей, но и угроз. Ее влиянию на сплоченность внутри страны стало уделяться пристальное внимание; особенно когда это касалось преданности деловой и управленческой элит с их активами, пристрастиями, а иногда и семьями на Западе. Влиятельные российские комментаторы предложили термин «шестая колонна» для обозначения тех, кто, будучи внешне преданными режиму, призывают к проведению умеренной политики по отношению к Западу из-за своей материальной заинтересованности в этих отношениях. В ответ была начата кампания по деофшоризации, включавшая такую меру, как указ о запрете чиновникам иметь зарубежные финансовые активы.

Российские модели участия в международных отношениях также стали более оборонительными. Амбиции Москвы по расширению своего энергетического влияния в Европе сменились более узким акцентом на укрепление интеграции на постсоветском пространстве для консолидации российских позиций; отчасти это стало реакцией на влияние ЕС через механизмы Восточного партнерства, воспринимаемое Россией как экспансия. Российское давление на Украину по вопросу о вступлении в Евразийский экономический союз вместо подписания Соглашения об ассоциации с ЕС стало непосредственной причиной нынешнего кризиса в отношениях между Россией и Западом.

Этот кризис спровоцировал ослабление экономических связей России с западными странами по мере того, как обе стороны налагали санкции друг на друга. Знаменательным оказалось то, что впервые в постсоветский период Запад стремился ограничивать, а не поощрять российскую интеграцию в глобальную экономику, тогда как Россия впервые начала укреплять, а не ослаблять барьеры для своего участия в ней. Еще одной вехой стал провал суверенной глобализации – амбициозной попытки России примирить конкурирующие императивы международной интеграции и внутреннего контроля, глобализации и Realpolitik, могущества и изобилия.

Последствия

Перед каким выбором сейчас стоит Россия? Ей доступны четыре варианта, каждый из которых включает свой способ реакции на ключевой конфликт между экономическим процветанием посредством открытости миру и политическим контролем, осуществляемым государством силовиков.

1. Сохранение существующего положения. Этот подход имеет целью не разрешить противоречия текущей политики, но облегчить условия, которые их усугубляют, чтобы сделать более приемлемым нынешний курс. Данный вариант ориентирован на отмену западных санкций (сделав, к примеру, Россию незаменимым участником урегулирования сирийского конфликта) и на попытку укрепить нефтяные цены посредством более тесного сотрудничества с ОПЕК.

Эта политика, скорее, запутывает ситуацию, нежели предлагает выход. Даже если Россия преуспеет в реализации мер, диктуемых этим подходом (таких как снятие западных санкций), она не решит своих глубинных экономических проблем. Модель роста страны была неудачной еще до падения цен на нефть и наложения санкций на РФ. Этот путь не является долговременным ответом на вызовы, с которыми приходится иметь дело российской экономической политике.

2. Опора на свои собственные силы. Этот подход отдает предпочтение внутреннему контролю и великодержавной жесткости по сравнению с достижением процветания посредством глобализации. Экономически он означает импортозамещение, «патриотическое» сокращение расходов и даже предание анафеме некоторых западных продуктов посредством, например, их демонстративного уничтожения. В политическом плане это означает усиление давления на российскую оппозицию и озвучивание угроз в ее отношении.

Непонятно, однако, насколько такой курс может оказаться жизнеспособным. Российская экономика остается сильно зависимой от международных факторов, особенно от нефтяных цен. Российские экономисты продолжают предупреждать о неэффективности импортозамещения. Дальнейший экономический спад может вызвать массовое проявление недовольства, а также негодование по поводу коррумпированности элиты[2].  

3. Интеграция за пределами Запада. Этот подход ориентирован на компенсацию спада в отношениях с Западом и эффектов санкций посредством выстраивания новых политических альянсов и экономических партнерств: в частности, партнерств в Азии и особенно союза с Китаем. Имея с этими государствами меньше чем с Западом политических разногласий или напряженности в военной сфере, Россия стремится к международной поддержке, или, по меньшей мере, к «пониманию» своей политики наряду с развитием торговли и поощрением инвестиций.

Экономический потенциал «азиатского поворота» России неясен. В то время, как большинство азиатских государств будет стремиться избежать выбора между Россией и Западом, мало кто поддержит Россию в том случае, если обстоятельства будут вынуждать сделать выбор. Экономические отношения с незападными странами вряд ли станут эффективной заменой тех крупных потоков западных торговли и инвестиций, от которых зависела Россия. Китай, к примеру, уже продемонстрировал жесткий прагматизм в отношениях с Россией по вопросу цен на газ. Его политика «Один пояс, один путь» углубит его участие в центральноазиатских делах и способна вызвать экономическую конкуренцию и политические трения с Россией.

4. Международная интеграция. Этот вариант противоположен обсуждавшейся выше опции «опоры на свои силы». Он предпочитает общее экономическое процветание внутриполитической повестке силовиков. При таком сценарии внешнеэкономическая политика управляется только перспективой роста благосостояния в результате международной интеграции. Это может сочетаться с направленными на превращение страны в более привлекательного партнера структурными реформами, что позволит России получать больше выгод от международной торговли и инвестиций. Критически важно то, что российские экономические отношения при таком подходе более не станут использоваться в качестве инструмента внешнего политического давления. В силу того, что данный подход присущ политике большинства государств, Россия в этом случае становится «нормальной» страной, а не государством с особой идентичностью или миссией.

Такая политика потребует фундаментального отказа от нынешних стратегии и мировоззренческих установок – по сути, ухода от принципов и практик суверенной глобализации. По меньшей мере неясно, насколько это политически осуществимо при нынешнем режиме.

С 2014 года российская политика соединяла элементы всех этих подходов за исключением последнего. Распространение Россией санкций на импорт из Турции показало сохраняющуюся готовность Москвы использовать экономические отношения в политических целях. При этом Россия активно поддерживает импортозамещение и, в то же время, привлекает инвестиции из ряда азиатских государств и торгует с ними.

Москва все еще ищет адекватный ответ на провал своей стратегии суверенной глобализации без отказа от тех принципов, на которых эта стратегия основана. Формирующаяся новая политика будет определять как перспективы внутреннего развития России, так и характер ее отношений с Западом.

(Более подробно см.: Nigel Gould-Davies, “Russia’s Sovereign Globalization Rise, Fall and Future,”Chatham House Research Paper, January 2016.)


[1] Суммарная величина нефтегазовых сверхдоходов страны только за 2000-2008 гг. составила порядка $900 млрд. См: Alexei Kudrin and Evsey Gurvich, “A new growth model for the Russian economy”, BOFIT Policy Brief 1/2015, p. 5.

[2] О доводах, предупреждающих об этой и других проблемах, см. : Alexander J. Motyl , “Lights Out for the Putin Regime,” Foreign Affairs, 27 января, 2016.

 

Memo #:
434
Series:
2
PDF:
Pepm434_rus_Gould_Davies_July2016.pdf
Author [Non-member]:
Найджел Гулд–Дэвис
Related Topics
  • Запад
  • Найджел Гулд–Дэвис
  • ОПЕК
  • Россия
  • Турция
Previous Article
  • Commentary | Комментарии

The Kremlin blamed our work when it declared Russia’s most respected polling firm a ‘foreign agent.’

  • September 19, 2016
  • Theodore Gerber
View
Next Article
  • Commentary | Комментарии

В обществе сложилось представление, что выборы ничего не изменят

  • September 19, 2016
  • Vladimir Gel'man
View
You May Also Like
View
  • Policy Memos | Аналитика
  • Recommended | Рекомендуем

Unfulfillable Promise: Mediation Efforts in the Russian-Ukrainian War Since 2014

  • Tetyana Malyarenko and Stefan Wolff
  • December 5, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Russian Military Keynesianism: Who Benefits from the War in Ukraine?

  • Volodymyr Ishchenko, Ilya Matveev and Oleg Zhuravlev
  • November 27, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

The South Caucasus between Putin and Erdoğan: Is Russia on Its Way Out?

  • Alexander Iskandaryan
  • November 22, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

For Victory in Freedom: Why Ukrainian Resilience to Russian Aggression Endures

  • Mikhail Alexseev and Serhii Dembitskyi
  • November 14, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

What Does Support for Russia Mean? Evidence from Gagauz Yeri, Moldova

  • Kyle L. Marquardt
  • November 6, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Negotiating Security with Autocracies: Implications for the Russo-Ukrainian War

  • Mikhail Troitskiy
  • November 6, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

All Blushes of Autumn: Russia’s Evolving “Red Lines” in the War on Ukraine

  • Polina Sinovets
  • October 23, 2023
View
  • Policy Memos | Аналитика

Are Sanctions on Russia Effective? How (Not) to Inform the Debate

  • Juliet Johnson
  • October 23, 2023

Leave a Reply Cancel reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *

PONARS Eurasia
  • About
  • Membership
  • Policy Memos
  • Recommended
  • Events
Powered by narva.io

Permissions & Citation Guidelines

Input your search keywords and press Enter.