PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • Membership
      • All Members
      • Core Members
      • Collegium Members
      • Associate Members
      • About Membership
    • Ukraine Experts
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcasts
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Ukraine Experts
Contacts

Address
1957 E St NW,
Washington, DC 20052

adminponars@gwu.edu
202.994.5915

NEWSLETTER
Facebook
Twitter
YouTube
Podcast
PONARS Eurasia
PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • Membership
      • All Members
      • Core Members
      • Collegium Members
      • Associate Members
      • About Membership
    • Ukraine Experts
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcasts
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Ukraine Experts
DIGITAL RESOURCES
digital resources

Bookstore 📚

Knowledge Hub

Course Syllabi

Point & Counterpoint

Policy Perspectives

RECOMMENDED
  • A Rock and a Hard Place: The Russian Opposition in a Time of War | New Voices on Eurasia with Jeremy Ladd (April 11)

    View
  • The Russia Program at GW (IERES)

    View
  • The Evolving Concerns of Russians after the Invasion | New Voices on Eurasia with Sasha de Vogel (March 9)

    View
  • PONARS Eurasia Spring Policy Conference (March 3)

    View
  • Ukrainathon 2023 (Feb. 24-25)

    View
RSS PONARS Eurasia Podcast
  • The Putin-Xi Summit: What's New In Their Joint Communique ? February 23, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman speaks with Russian China experts Vita Spivak and Alexander Gabuev about the February meeting between Vladimir Putin and Xi Jinping, and what it may tell us about where the Russian-Chinese relationship is headed.
  • Exploring the Russian Courts' Ruling to Liquidate the Memorial Society January 28, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with scholars Kelly Smith and Benjamin Nathans about the history, achievements, and impending shutdown of the Memorial Society, Russia's oldest and most venerable civic organization, and what its imminent liquidation portends for the Russian civil society.
  • Russia's 2021 census and the Kremlin's nationalities policy [Lipman Series 2021] December 9, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with social scientist Andrey Shcherbak about the quality of the data collected in the recent population census and the goals of Vladimir Putin's government's nationalities policy
  • Active citizens of any kind are under threat [Lipman Series 2021] November 5, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Alexander Verkhovsky about the Kremlin's ever expanding toolkit against political and civic activists, journalists, and other dissidents.
  • Russia's Legislative Elections followup [Lipman Series 2021] October 4, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Tanya Lokot and Nikolay Petrov about the results of Russia’s legislative elections and about what comes next.
  • Why Is the Kremlin Nervous? [Lipman Series 2021] September 14, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Ben Noble and Nikolay Petrov about Russia’s September 17-19 legislative elections, repressive measures against electoral challengers, and whether to expect anything other than preordained results.
  • Vaccine Hesitancy in Russia, France, and the United States [Lipman Series 2021] August 31, 2021
    In this week's PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Denis Volkov, Naira Davlashyan, and Peter Slevin about why COVID-19 vaccination rates are still so low across the globe, comparing vaccine hesitant constituencies across Russia, France, and the United States.  
  • Is Russia Becoming More Soviet? [Lipman Series 2021] July 26, 2021
      In a new PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Maxim Trudolyubov about the current tightening of the Russian political sphere, asking whether or not it’s helpful to draw comparisons to the late Soviet period.
  • The Evolution of Russia's Political Regime [Lipman Series 2021] June 21, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Grigory Golosov and Henry Hale about the evolution of Russia's political regime, and what to expect in the lead-up to September's Duma elections.
  • Volodymyr Zelensky: Year Two [Lipman Series 2021] May 24, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Sergiy Kudelia and Georgiy Kasianov about Ukrainian President Zelensky's second year in office, and how he has handled the political turbulence of the past year.
  • In the News | Hовости

Николай Петрович Шмелев: он первым выступил за реформы и первым – против того, как они проводились

  • January 9, 2014
  • Vladimir Popov

Про Николая Петровича писать будут многие. Он был человеком крупного калибра и в литературе, и в экономике, и в судьбе многих людей оставил след на всю их последующую жизнь. В том числе и в моей судьбе. Он был моим начальником, старшим товарищем и соавтором в 1983-1991 годах, когда я работал в Институте  США и Канады АН СССР; а после 1991 года мы общались регулярно и по работе, и как друзья. В 1989 году в России, а потом и в США вышла наша книга «На переломе»; в 1991 году под нашей редакцией вышла другая книга; до этого и после этого мы писали вместе докладные записки, статьи, эссе, главы в книгах. 

В 1983 году я закончил рукопись книги про экономические циклы, ее раскритиковали как подрывающую марксистские догмы (хотя мне казалось, что, наоборот, я восстанавливаю творческий марксизм). Николай Петрович отнесся к книге с симпатией, взялся помочь, и в итоге  я перешел в  в сектор мирохозяйственных связей Института США и Канады, который тогда Шмелев и возглавлял. Во время первого серьезного разговора я посчитал нужным рассказать Шмелеву, имевшему репутацию либерала, о своих политическиъх взглядах:

– Я социал-демократ, Николай Петрович, верю в международное братство всех людей труда. Нынешнюю советскую систему критикую, как и все,  но социалистические идеи разделяю. Может и не вполне большевик, но как минимум «меньшевик-интернационалист».

Шмелев улыбнулся.

– М-да, сколько Вам лет?

– Скоро 30.

– Знаете, что Черчиль говорил?  Кто в молодости  не был левым, у того нет сердца. Но кто к старости не стал правым, у того нет ума. У Вас еще есть время, но не так много…

Наверное, в последующие годы я поправел, а, может, и Шмелев полевел, так или иначе мы сработались. Мне повезло, что судьба нас свела, я понял это сразу. Николай Петрович отличался от остальных так, что лишь слепой мог не заметить, что по широте кругозора, по общей культуре и по умению анализировать и видеть глубже он превосходил других на порядок. Это было очевидно в науке, в экономике: многие специалисты, знавшие досконально «свои» темы, которыми  занимались десятилетиями, не могли, что называется, взять быка за рога – сформулировать суть дела, так четко, как Николай Петрович. И не могли сделать более верные прогнозы. Это было очевидно и в его художественной прозе – он писал о Гете и Пиросмани, о Питере Брейгеле и Иване Грозном, о московской интеллигенции и советской жизни. Его повести, романы и рассказы были «настоящими», написанными «не понарошку», все они запоминались и «не отпускали»  – заставляли мысленно возвращаться к ним опять и опять, искать ответы на вопросы вечные и непреходящие, которые волновали человека сотни лет назад и будут волновать всегда.

Николай Петрович  одним из самых первых  выступил за реформы в статье «Авансы и долги», опубликованной в «Новом мире» в 1987 году, и одним из первых выступил против того, как они проводятся. При всем  своем уважении к Горбачеву («европеец со ставропольким акцентом») он резко критиковал его макроэкономическую политику, создавшую огромные вынужденные сбережения –  отложенный потребительский спрос и повсеместные дефициты.  В начале 90-х годов ему предлагали войти в правительство (пост министра приватизации или другой), но он отказался. Он любил говорить «я не губернатор, я «еврей при губернаторе»,  но отказался он, конечно, из-за принципиального несогласия с «безжалостными» шокотерапистскими методами. Он переживал и за судьбу СССР, и за судьбу России, и за судьбу социалистической идеи.

В своей экономической публицистике конца 80-х Шмелев определил главную экономическую проблему тогдашнего развития: рыночные реформы, ставка на экономические стимулы требуют стабильного рубля, а бюджетный дефицит и его монетизация эту самую стабильность подрывают, дискредитируя реформы и реформаторов. Тогда же он предложил варианты разумной политики – отказ от антиалкогольной кампании для восстановления потерянных от акцизов на водку доходов бюджета, продажа реальных активов (малая приватизация)  и финансовых активов (облигационные займы) населению для откачки отложенного потребительского спроса, импорт ширпотреба за счет валютных резервов и иностранных займов для немедленного наполнения потребительского рынка. Такие рекомендации могли помочь профинансировать издержки перехода к рынку, осуществить своего рода «хирургию под наркозом», но, к сожалению, они, если и были использованы, то в слишком малой степени и слишком поздно. Накопленные вынужденные сбережения населения в конце концов были ликвидированы самым жестоким и разрушительным способом – павловская денежная реформа 1991 года и апрельское «регулируемое» повышение цен, а потом и полное освобождение цен 2 января 1992 года, положившее начало периоду сверхвысокой инфляции.

В период высокой инфляции 1992-95 годов, когда деньги раздавали на все, кроме того, на что действительно было нужно, Шмелев возмущался безжалостностью реформаторов в отношении персионеров, врачей, учителей, университетов, фундаментальной науки. «Если они печатают деньги вагонными составами, то разве нельзя прицепить к этому поезду еще маленькую тележку, чтобы спасти от развала Академию наук? Сохранить в науке и в России сотрудников Математического института Стеклова стоит максимум несколько миллионов долларов – копеечные деньги в государственном масштабе; даже если на эту величину увеличить дефицит бюджета и погасить его печатанием денег, инфляция вырастет только с 1000% в год до 1002%. Какая разница. Кто это заметит?».

Наверное, лучше, чем кто-либо, Шмелев понимал, как в реальности работает советская экономика и вся административная система. «Если сказать, что система абсурдна, то это нас далеко не продвинет, – объяснял он. –  Задача состоит в том, чтобы вскрыть механизм функционирования системы, законы ее развития».

«В чем состоит самая глубокая тайна советской системы? Я не сразу это понял, – говорил Шмелев, – мне понадобились годы, чтобы понять. Я думал на Лубянке есть подвал, там клетка, в клетке – три мудреца. Когда «припекает», возникают серьезные проблемы, члены Политбюро идут в подвал к клетке за советом. Мудрецы им и говорят – «вводите войска в Чехословакию» или «стройте «Атоммаш» или «поднимайте цены на мясомолочные продукты». Так вот, самая главная тайна советской системы состоит в том, что не только мудрецов, но и клетки и даже подвала на Лубянке нет». 

В каждой шутке есть доля шутки: этот образ системы был и у Войновича в «Москва 2042» – суперкомпьютер, якобы вычислявший оптимальную траекторию развития, а на самом деле сломанный и давно не работающий, в подвале, охранявшемся как святилище. Но есть и в шутке доля правды. Советская система, вопреки представлениям плановиков развивалась совсем не по плану, а по не ведомым никому законам, причем развивалась относительно устойчиво и одно время (до середины 60-х) даже сокращала разрыв с западными странами по подушевому доходу, да и по социальным показателям (продолжительность жизни, например) была впереди многих. Каковы эти законы и механизмы развития плановой системы, мы до сих пор не знаем (это один из крупнейших  пробелов в экономической науке), но благодаря Шмелеву имеем много «наводок».

Собственно говоря, в этой области, художественные произведения Шмелева, особенно его сборник рассказов “Curriculum Vitae”,  дают не меньше пищи для размышления, чем его научные работы. Перечитайте рассказы про А.И. Соболева, спасшего от разъяренного быка  секретаря ЦК по международным связям Б. Н. Пономарева, про Иди Амина и его друга – агента советской разведки поневоле,  про Н.П. Фирюбина, секретаря московского горкома партии после войны, которого Сталин заподозрил в желании «отключить канализацию и провода в Кремле перерезать»  – это ценные документы эпохи, реальные истории, записанные настоящим писателем, человеком умевшим видеть и схватывать главное. Для серьезных будущих исследователей советского социализма эти рассказы дадут не меньше, чем архивы и статистические сводки.

От Шмелева я впервые услышал, что создание совнархозов в 1957 году, которое, как считали многие не имело никакого экономического смысла, на самом деле было продиктовано соображениями политической борьбы. Хрущев старался тогда преодолеть сопротивление министерской бюрократии и решил создать «две партии» – по сельскому хозяйству и промышленности (а в перспективе хотел создать шесть – по птицеводству, свиноводству и т. д.). Так что получалось, что совнархозы отчасти сродни китайской «культурной революции», цель которой тоже состояла в том, чтобы предотвратить бюрократизацию аппарата.

От Шмелева я впервые узнал, какие широкие полномочия и невиданная в плановой системе экономическая самостоятельность были предоставлены наркомам вооружений, танков, самолетов, боеприпасов во время второй мировой войны – вплоть до права устанавливать зарплаты, которые они считали нужными. Получалось, что в критические моменты административная система могла наплевать на все табу и использовать чисто рыночные методы. 

Многое из того что говорил Николай Петрович, он не успел записать. Те, кто знали его, наверное, как и я, только сейчас понимают, что многие его неопубликованные мысли будет  трудно восстановить и додумать до конца.

В рассказе «Последний этаж», который сам Николай Петрович» считал «самым важным из написанного», главный герой говорит так:

«…никому  еще и никогда не удавалось  додуматься  в  этих  вечных  вопросах до  большего,  чем  простая констатация  унылого,  согласен,  неприятного  и  тем  не   менее  абсолютно бесспорного факта: каждый из нас – лишь песчинка в пустыне бытия, и приходил ли ты в мир или вовсе не был в нем, не имеет ровным счетом никакого значения ни для кого, кроме разве что тебя самого да еще немногих твоих близких, кого судьба так или иначе связала с тобой в один узел».

Я спорил, говорил,  что есть какой-то смысл, предназначение, что человечество в конце концов добьется того, что люди будут жить вечно и мы узнаем, что там, за пределами Вселенной. Я цитировал Конфуция: «живи так, будто завтра умрешь; учись так, будто проживешь вечно».

 – Да, я могу принять неизбежность смерти, – отвечал Николай Петрович.  Но смириться с тем, что мы никогда не узнаем, в чем смысл, зачем нам была дана эта жизнь – с этим смириться я никогда не смогу, 

Что же тут скажешь, действительно, трудно смириться. Еще труднее умирать, так и не узнав, в чем этот смысл. Но если мы не знаем, это не значит, что смысла нет. Для меня этот смысл определяется достижениями и нравственными ориентирами таких людей как Шмелев. Николай Петрович не конъюнктурил ни в советское, ни в пост-советское время. Его художественную прозу не печатали четверть века, но он все равно продолжал писать «в стол», не подстраиваясь ни под цензуру, ни под «политкорректность». Он успел сделать много и прожил жизнь достойно по самому высокому гамбургскому счету.

В последние годы жизни Шмелев полушутя жаловался на груз прожитых лет.

 –  Мне уже трудно вникать в смысл дисскуссий, когда я сижу на Ученом совете или на конференции, мне трудно сконцентрировать внимание, мне надо сделать усилие, чтобы понять, о чем они там говорят и какие новые идеи провозглашают. Но в конце концов я делаю усилие и вникаю в суть – господи, о чем они говорят, я все это 30 лет назад знал!

Таким он останется в моей памяти.  Навсегда.

Related Topics
  • ПОНАРС
  • Попов
  • Россия
  • Шмелев
Previous Article
  • Recommended | Рекомендуем

In Memory of Russian Expert on Afghanistan Victor G. Korgun

  • January 9, 2014
  • Ekaterina Stepanova
View
Next Article
  • Commentary | Комментарии

Три российских мифа об Иране

  • January 9, 2014
  • Polina Sinovets
View
You May Also Like
View
  • In the News | Hовости

Вся политика инвестирована в одно-единственное тело

  • Sergei Medvedev
  • August 21, 2020
View
  • In the News | Hовости

Лукашенко отказался уходить и пообещал новую Конституцию вместо выборов

  • Arkady Moshes
  • August 18, 2020
View
  • In the News | Hовости

Кроме науки, он ничем не интересовался: В Минске задержали ученого, изучающего протесты

  • PONARS Eurasia
  • August 13, 2020
View
  • In the News | Hовости

Кимберли Мартен: Действенный шаг Вашингтона против «повара Кремля»

  • Kimberly Marten
  • July 23, 2020
View
  • In the News | Hовости

Laruelle “breaks down Russian nationalism”

  • PONARS Eurasia
  • June 15, 2020
View
  • In the News | Hовости

Война или переговоры: чем закончится конфликт между Ираном и США

  • Mikhail Troitskiy
  • June 27, 2019
View
  • In the News | Hовости

Первый тайм отыгран

  • Konstantin Sonin
  • April 1, 2019
View
  • In the News | Hовости

Только просветительством это не лечится

  • Ivan Kurilla
  • February 5, 2019

Leave a Reply Cancel reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *

PONARS Eurasia
  • About
  • Membership
  • Policy Memos
  • Recommended
  • Events
Powered by narva.io

Permissions & Citation Guidelines

Input your search keywords and press Enter.