PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • List of Members
    • Ukraine Experts
    • About Membership
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcast
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Ukraine Experts
Contacts

Address
1957 E St NW,
Washington, DC 20052

adminponars@gwu.edu
202.994.5915

NEWSLETTER
Facebook
Twitter
YouTube
Podcast
PONARS Eurasia
PONARS Eurasia
  • About
    • Contact
    • List of Members
    • Ukraine Experts
    • About Membership
    • Executive Committee
  • Policy Memos
    • List of Policy Memos
    • Submissions
  • Podcast
  • Online Academy
  • Events
    • Past Events
  • Recommended
  • Ukraine Experts
DIGITAL RESOURCES
digital resources

Bookstore 📚

Knowledge Hub

Course Syllabi

Point & Counterpoint

Policy Perspectives

RECOMMENDED
  • Illiberalism and Public Opinion Junctures in Russia’s War on Ukraine

    View
  • Policy Exchange Discussion & Memos: Guaranteeing Ukraine’s Long-Run Security (June 9)

    View
  • Ukraine’s Best Chance for Peace

    View
  • We want the war to end. But should calls for negotiating with Putin be taken seriously?

    View
  • Policy Briefs | BEAR Network-PONARS Eurasia Conference

    View
RSS PONARS Eurasia Podcast
  • The Putin-Xi Summit: What's New In Their Joint Communique ? February 23, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman speaks with Russian China experts Vita Spivak and Alexander Gabuev about the February meeting between Vladimir Putin and Xi Jinping, and what it may tell us about where the Russian-Chinese relationship is headed.
  • Exploring the Russian Courts' Ruling to Liquidate the Memorial Society January 28, 2022
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with scholars Kelly Smith and Benjamin Nathans about the history, achievements, and impending shutdown of the Memorial Society, Russia's oldest and most venerable civic organization, and what its imminent liquidation portends for the Russian civil society.
  • Russia's 2021 census and the Kremlin's nationalities policy [Lipman Series 2021] December 9, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with social scientist Andrey Shcherbak about the quality of the data collected in the recent population census and the goals of Vladimir Putin's government's nationalities policy
  • Active citizens of any kind are under threat [Lipman Series 2021] November 5, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Alexander Verkhovsky about the Kremlin's ever expanding toolkit against political and civic activists, journalists, and other dissidents.
  • Russia's Legislative Elections followup [Lipman Series 2021] October 4, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Tanya Lokot and Nikolay Petrov about the results of Russia’s legislative elections and about what comes next.
  • Why Is the Kremlin Nervous? [Lipman Series 2021] September 14, 2021
    In this week’s PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Ben Noble and Nikolay Petrov about Russia’s September 17-19 legislative elections, repressive measures against electoral challengers, and whether to expect anything other than preordained results.
  • Vaccine Hesitancy in Russia, France, and the United States [Lipman Series 2021] August 31, 2021
    In this week's PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Denis Volkov, Naira Davlashyan, and Peter Slevin about why COVID-19 vaccination rates are still so low across the globe, comparing vaccine hesitant constituencies across Russia, France, and the United States.  
  • Is Russia Becoming More Soviet? [Lipman Series 2021] July 26, 2021
      In a new PONARS Eurasia Podcast episode, Maria Lipman chats with Maxim Trudolyubov about the current tightening of the Russian political sphere, asking whether or not it’s helpful to draw comparisons to the late Soviet period.
  • The Evolution of Russia's Political Regime [Lipman Series 2021] June 21, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Grigory Golosov and Henry Hale about the evolution of Russia's political regime, and what to expect in the lead-up to September's Duma elections.
  • Volodymyr Zelensky: Year Two [Lipman Series 2021] May 24, 2021
    In this week's episode of the PONARS Eurasia Podcast, Maria Lipman chats with Sergiy Kudelia and Georgiy Kasianov about Ukrainian President Zelensky's second year in office, and how he has handled the political turbulence of the past year.
  • Policy Memos | Аналитика

Одна нация, два языка? Национальная идентичность и языковая политика в Украине после Евромайдана

  • September 30, 2015
  • Volodymyr Kulyk

Одним из самых заметных последствий недавних событий в Украине является радикальное изменение украинской национальной идентичности. Гражданские активисты и члены различных элит регулярно декларируют свою возросшую украинскую самоидентификацию, гордость от принадлежности к гражданам Украины, привязанность к государственным символам, готовность защищать Украину и работать на ее благо. Большинство людей говорят о своем собственном опыте или опыте людей, которые их окружают, а некоторые обобщают эти индивидуальные изменения, делая вывод о возросшей консолидации украинской нации. Многие люди также упоминают о предполагаемой обратной стороне этой консолидации: отчуждении от России и даже враждебности по отношению к ней. Эти чувства направлены прежде всего на российское государство, но иногда также и на русский народ, который, кажется, в подавляющем большинстве поддерживают агрессивную и недемократическую политику Кремля.

Насколько мнения масс совпадают со взглядами активистов и элит? Сравнивая результаты двух общенациональных исследований, проведенных Киевским международным институтом социологии (КМИС) в феврале 2012 года и сентябре 2014 года, я анализирую изменения в общественном мнении за период, охватывающий Евромайдан и начало войны с Россией [1]. Кроме того, дискуссии в фокус-группах, проведенные КМИС в феврале-марте 2015 года в разных регионах страны, позволяют выявить нюансы преференций и обуславливающие их мотивации.

Я анализирую изменения в двух основных измерениях украинской национальной идентичности: ее приоритетности относительно других социальных идентификаций и ее содержании, то есть определенном понимании того, что же означает принадлежать к украинской нации. Мой анализ показывает, что национальная идентичность не только стала более приоритетной, но и значительно изменилась по содержанию, что проявилось прежде всего в возрастающем отторжении России и большем принятии украинского национализма. Вместе с тем, настроения масс отнюдь не являются однородными по всей стране, и главная разделительная линия в этих настроениях пролегает между Донбассом и остальной территорией Украины.  

Один из аспектов идентичности, заслуживающий особого внимания, связан с ролью украинского и русского языков. Хотя многие русскоязычные граждане гордо отстаивают свою украинскую идентичность, связывая ее не с этническим происхождением или языковой практикой, а с гражданской принадлежностью, публичный дискурс демонстрирует весьма различные мнения о влиянии такого выбора идентичности на языковую практику общества. Поддерживая свободное использование русского языка, большинство украинцев в то же время хотят, чтобы государство содействовало развитию украинского, который они воспринимают не только как язык государственного аппарата, но также как национальный атрибут. Нежелание пост-евромайдановского руководства проводить политику активной поддержки украинского языка неминуемо вызовет неудовлетворенность большой части общества, которая считает титульный язык неотъемлемым элементом национальной идентичности.

Возросшая приоритетность национальной идентичности

Как в 2012, так и в 2014 годах опросы включали, среди прочих, вопрос о первичной территориальной идентификации. Респондентов спрашивали, кем они считают себя в первую очередь, давая на выбор варианты, отвечающие разным уровням от местного до глобального. Результаты обоих опросов показали, что национальная идентификация значительно превосходит местную, региональную, постсоветскую, европейскую и глобальную (Рис. 1). В 2014 году 61 % респондентов в общенациональной выборке предпочли обозначить себя как граждан Украины, в то время как идентификацию со своим городом или деревней выбрали 21 %, а с регионом – 9 %. Другие опции набрали менее 5 %, но следует заметить, что глобальная идентификация оказалась не менее популярной, чем постсоветская. Более того, по сравнению с опросом 2012 года, в 2014 году национальная идентификация возросла на 10%, в то время как локальная снизилась на 7 %, а региональная практически не поменялась. Другими словами, разрыв между национальной идентификацией и другими вариантами значительно вырос.

Однако преимущество национальной идентичности не распределено равномерно по стране. Эта идентичность явно преобладает на западе и в центре, да и в большинстве восточных и южных регионов она более приоритетна, чем другие территориальные идентификации. В то же время на Донбассе она занимает лишь третье место после региональной и местной идентичностей [2]. На западе и в центре приоритетность национальной идентичности возросла за время между двумя опросами, но на Донбассе она значительно снизилась, зато там усилилась региональная идентификация. Это означает, что жители Донбасса все больше отделяют себя от остальной Украины, воспринимая себя скорее как «донбассцев», а не как украинцев. Впрочем, это и не удивительно в свете широкой поддержки в этом регионе сепаратистской активности, которую Россия провоцировала с весны 2014 года.

Дискуссии в фокус-группах помогают прояснить сложную динамику национальной идентичности. Поскольку она может относиться как к нации, так и к государству, то для людей, недовольных государственной политикой, вероятность формирования или по крайней мере декларирования такой идентификации меньше, чем для тех, кто поддерживает власть. Кроме того, чувство причастности к переменам после победы Евромайдана способствовало более сильной идентификации с украинской нацией, а противоположное чувство бессилия из-за последующего экономического кризиса обуславливало более низкую приоритетность национальной идентичности. Для некоторых сильная связь с Россией фактически предопределила негативное отношение к антироссийскому, как они считали, Евромайдану и политике сформированного после его победы правительства. Однако такое отношение было среди участников фокус-групп исключением.

Большее принятие украинского национализма

Наиболее очевидное, хоть и отнюдь не однозначное, изменение в украинской национальной идентичности касается отношения к России. Как показал опрос 2014 года, отношение к российскому государству радикально ухудшилось «за последний год», то есть по сравнению с тем, каким оно было перед Евромайданом и войной: 28 % заявили, что их отношение ухудшилось «намного», и еще 25 % – что «немного» (Рис. 2). Изменение в худшую сторону было обнаружено во всех регионах, кроме Донбасса, который и в этом аспекте сильно отличался от других восточных и южных регионов.

Однако, негативное отношение к российскому государству не означало отчуждения от российского народа. Респондентов попросили выразить своё мнение по поводу следующего утверждения: «Как бы ни вели себя представители власти, русский народ всегда будет близок украинскому». 24 % респондентов полностью согласились с этим утверждением, еще 40 % «скорее» согласились, и лишь 11 % респондентов более или менее решительно отвергли его. Даже на довольно националистически настроенном западе страны согласие с этим утверждением оказалось намного сильнее, чем несогласие.

Большинство участников фокус-групп подчеркивали, что их негативное отношение к государству не распространяется на народ. Хотя некоторые участники обвиняли россиян не только в том, что они боятся протестовать, но и в том, что они предпочитают верить официальной пропаганде. Ещё чаще звучало сомнение, что русские все ещё могут считаться «братским народом», как когда-то учила советская пропаганда. Некоторые участники высказывали мнение, что другие народы, например поляки, грузины или литовцы, сейчас стали более «братскими» украинцам, чем русские. Такая амбивалентность, кажется, отражает противоречие между укоренившимися представлениями и новыми тенденциями.

Другой важный аспект касается восприятия украинского национализма в прошлом и настоящем. Хотя сохраняющиеся советские стереотипы все еще сдерживают постсоветские изменения в этих восприятиях, нынешняя российская агрессия способствует большему принятию националистических идей. Например, отношение к Стэпану Бандэре, символу украинского националистического сопротивления советской и нацистской власти во время Второй мировой войны и после ее окончания, заметно улучшилось между опросами 2012 и 2014 годов, хотя до сих пор негативное отношение немного преобладает над позитивным (Рис. 3). В то же время, отношение к Иосифу Сталину, который окончательно уничтожил националистическое сопротивление в Украине (и других частях Советского Союза) и воспринимается как антагонист Бандэры, еще более ухудшилось. Если в 2012 отношение к Бандэре было почти таким же негативным, как и к Сталину («отрицательно» или «скорее отрицательно» оценили первого 53 %, а второго – 56 %), то в 2014 оно было намного менее негативным (42 % против 62 %). Только на Донбассе восприятие Бандэры стало более негативным, чем двумя годами раньше, а восприятие Сталина стало, наоборот, менее негативным.

Хотя многие участники фокус-групп все еще считают, что национализм подразумевает национальную исключительность или даже нацизм, большинство убеждено, что национализм означает не более чем любовь к своему народу и желание, чтобы твоя страна была свободной. Многие указывали, что национализм играет важную положительную роль в других обществах, включая те, которые они считают примером для Украины. Кроме того, принятие украинского национализма было продемонстрировано в ответе на вопрос, кого можно считать украинскими национальными героями. Большинство участников фокус-групп называли личности, представленные в националистическом нарративе украинской истории, а не на те, которые превозносила советская пропаганда.

Признание русского языка вместе с первенством украинского

Отношение к языку, хотя также немного противоречивое, заметно отличалось от других изменений в содержании идентичности: в этом аспекте респонденты допускали сохранение ситуации, являющейся следствием политики советского режима. Возвращаясь к оценкам респондентами в опросе 2014 года перемен в их отношениях «за прошлый год», прежде всего обратим внимание на то, что к украинскому языку стали относиться значительно лучше. 35 % заявили о более или менее радикальном изменении к лучшему, и только 6 % почувствовали изменение к худшему (Рис. 2). Опять же, изменения на Донбассе оказались противоположными к переменам во всех других регионах. Следует заметить, что отношение к украинскому языку улучшилось приблизительно настолько же, как и к национальному гимну и флагу. Это показывает, что граждане Украины воспринимают государственный язык не только в юридическом смысле, как язык государственного аппарата, но и в символическом, как национальный атрибут.

Напротив, хотя русский язык стал восприниматься более негативно, особенно на преимущественно украиноязычном западе и центре страны, большинство респондентов не изменили своего мнения о нем. Подобным образом, в фокус-группах многие участники заявляли о большей приверженности к украинскому языку и более частом его использовании из-за Евромайдана и последующей войны, однако никто не рассматривал это как причину изменить отношение к русскому языку, тем более, отказаться от его привычного использования в повседневной жизни (преимущественно или дополнительно к украинскому). Это означает, что для большинства людей усиление украинской идентичности не ведет к ухудшению отношения к русскому языку. Иначе говоря, использование русского языка и приверженность к нему не стали несовместимыми с осознанием себя украинцем, даже среди тех, кто сам в основном разговаривает на украинском.

Такое отношение показывает этнокультурную инклюзивность новой украинской идентичности. Важно, однако, что принятие людей, которые говорят на других языках, не означает признания равной легитимности самих языков; другими словами, большинство украинцев не считают свою нацию двуязычной. Русский уважают как язык большой части населения и признают привычным средством общения внутри страны и за ее пределами. В то же время, украинский язык ценят не только за его коммуникационную функцию, но также и за символическую роль национального языка. Соответственно, люди хотят, чтобы государство в первую очередь поддерживало именно украинский язык: в опросе 2014 года этот вариант поддержали 56 % респондентов. Лишь 5 % респондентов отдали предпочтение преимущественной поддержке русского языка, 17 % – содействию всем языкам в равной мере, и еще 14 % – варианту, когда в каждой части страны государство поддерживает тот язык, на котором там говорит большинство. Хотя всего 10 % опрошенных хотели исключить русский язык из всех сфер жизни общества, только 24 % высказались за предоставление ему государственного статуса наравне с украинским, в то время как 19 % предпочли, чтобы русский язык был официальным «в тех местностях, где большинство населения этого желает».

Следствия для государственной политики

Самым очевидным политическим эффектом продолжающейся консолидации национальной идентичности в Украине является существенно возросшее давление гражданского общества на власть с целью обеспечить проведение демократических реформ и отражение российской агрессии. Кроме устранения из властных структур соратников бывшего президента Виктора Януковича и уничтожения коррупции, это давление направлено также на укрепление армии, переориентацию внешней политики на Запад и культивирование национальных (и националистических) традиций в образовании, масс-медиа и т. д.

Впрочем, в отношении языковой политики это давление ослабляется пониманием того, что этнокультурные требования имеют конфронтационный потенциал. Единственное однозначное требование приверженной идеям Евромайдана общественности заключается в том, чтобы украинский язык оставался единственным государственным. Это требование руководство страны собирается выполнить, вместе с гарантированием прав русскоязычных граждан. Новая конституция, которая сейчас находится в процессе принятия, скорее всего сохранит эксклюзивный статус для украинского языка по всей стране и в то же время позволит официальное использование русского в тех регионах, где этого желает значительная часть населения. Это навсегда сохранило бы законодательную конфигурацию, созданную спорным законом о языках 2012 года. В феврале 2014 года, сразу после побега Януковича, новая парламентская коалиция пыталась отменить этот закон, но с тех пор он был молчаливо принят как уравновешивающий интересы двух главных языковых групп Украины.

Вместе в тем представленные здесь данные свидетельствуют, что хотя люди в основном поддерживают свободное использование русского языка, большинство граждан также хочет, чтобы государство способствовало развитию украинского. Преимущественно положительное отношение к украинскому языку дает властям возможность обеспечить его использование в государственном секторе и прибегнуть к мерам позитивной дискриминации для усиления его роли в рыночных практиках, где сегодня преобладает русский. Например, государственных служащих можно строго обязать использовать украинский язык в общении с обращающимися на нем гражданами, чего многие не делают до сих пор. Кроме того, государство может использовать налоговые льготы, квоты и другие средства, чтобы стимулировать производство и распространение украиноязычных книг, фильмов, песен и веб-ресурсов.

Хотя пришедшее к власти после Евромайдана руководство страны риторически поддерживает национальный язык, оно избегает принятия каких-либо мер, которые способствовали бы более активному использованию украинского языка, вероятнее всего, из-за страха оттолкнуть русскоязычных граждан. Эта близорукая политика усугубляет неблагоприятное положение украинского языка по сравнению с русским и тем самым провоцирует недовольство большой части общества, считающей такую ситуацию неприемлемой для Украины, в которой победил Евромайдан и которая борется против неоимпериалистической России.

Рис. 1. Приоритетность национальной идентичности относительно других территориальных идентификаций в ответах на вопрос «Кем Вы считаете себя в первую очередь?» (февраль 2012 и сентябрь 2014, в процентах)

Рис. 2. Ответы на вопрос «Как изменилось за последний год Ваше отношение к…?» (сентябрь 2014, в процентах)

Рис. 3. Отношение к Бандэре и Сталину (февраль 2012 и сентябрь 2014, в процентах)


[1] Проведение опроса 2014 года и фокус-групп 2015 года стало возможным благодаря финансовой поддержке Канадского института украинских исследований Альбертского университета (Канада). Опрос 2012 года проведен при финансовой поддержке Научного общества имени Шевченко в США. Поскольку опрос 2014 года не включал аннексированный Россией Крым, крымские респонденты были исключены также из данных 2012 года, чтобы сделать результаты двух опросов сравнимыми.

[2] На Донбассе опрос проводился как на территориях, подконтрольных украинским властям, так и в районах, контролируемых сепаратистами.

 

Memo #:
389
Series:
2
PDF:
Pepm389_rus_Kulyk_Oct2015.pdf
Volodymyr Kulyk
Website | + posts
Professor and Head Research Fellow
Affiliation

Kuras Institute of Political and Ethnic Studies, National Academy of Science of Ukraine; Ukrainian Free University; Ukrainian Research Institute, Harvard University.
Links

National Academy of Sciences of Ukraine (Bio)
Expertise

Language Politics, Memory, Nationalism, Media, Discourse, Ukraine
  • Volodymyr Kulyk
    https://www.ponarseurasia.org/members/volodymyr-kulyk/
    Aspirational Identity Politics and Support for Radical Reform: The Case of Post-Maidan Ukraine
  • Volodymyr Kulyk
    https://www.ponarseurasia.org/members/volodymyr-kulyk/
    Western Scholarship on the “Donbas Conflict”: Naming, Framing, and Implications
  • Volodymyr Kulyk
    https://www.ponarseurasia.org/members/volodymyr-kulyk/
    Church and Geopolitics: The Battle Over Ukrainian Autocephaly
  • Volodymyr Kulyk
    https://www.ponarseurasia.org/members/volodymyr-kulyk/
    Religion, National Identity and Geopolitics: Kyiv And Moscow Clash Over the Constantinople Patriarchay’s Decision on Ukrainian Autocephaly
Related Topics
  • Кулык
  • Россия
  • Украина
Previous Article
  • In the News | Hовости

Lyall: A variety of local conflicts allowed the Taliban to take Kunduz

  • September 30, 2015
  • PONARS Eurasia
View
Next Article
  • Commentary | Комментарии

Putin’s Syrian intrigue has yielded zero dividends

  • October 1, 2015
  • Pavel Baev
View
You May Also Like
View
  • Policy Memos | Аналитика

The EU Takes Aim at Russia’s Natural Gas Weak Spot

  • Martin Jirušek
  • June 23, 2022
View
  • Policy Memos | Аналитика

Fused and Diffused Systems of Public Power in Russia

  • Kirill Melnikov
  • June 18, 2022
View
  • Policy Memos | Аналитика

Outsourcing Violence: Provocateurs and Power Struggles in Kazakhstan, January 2022

  • Dinissa Duvanova and Barbara Junisbai
  • June 13, 2022
View
  • Policy Memos | Аналитика

The Informational Dictator’s Dilemma: Citizen Responses to Media Censorship and Control in Russia and Belarus

  • Samuel Greene
  • June 12, 2022
View
  • Policy Memos | Аналитика

Ready to Protest? Calculating Protest Potential in Russian Regional Capitals

  • Irina Busygina and Ekaterina Paustyan
  • June 5, 2022
View
  • Policy Memos | Аналитика
  • Uncategorized

Contentious Cities: Urban Conflicts in Russian Millionniks

  • Andrei Semenov
  • June 2, 2022
View
  • Policy Memos | Аналитика

Influencers, Echo Chambers, and Epistemic Bubbles: Russia’s Academic Discourse in the Wake of the War in Ukraine

  • Mariya Omelicheva
  • May 31, 2022
View
  • Policy Memos | Аналитика

The Changing “De-facto State Playbook”: From Opportunism to Strategic Calculation

  • Tetyana Malyarenko and Stefan Wolff
  • May 27, 2022

Leave a Reply Cancel reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *

PONARS Eurasia
  • About
  • Membership
  • Policy Memos
  • Recommended
  • Events
Powered by narva.io

Permissions & Citation Guidelines

Input your search keywords and press Enter.